Благотворитель Кирилл Фёдоров и финансирование им строительства церкви Иоанна Предтечи в Саровской пустыни

Предтеченская церковь в Саровской пустыни не принадлежала к числу главных храмов монастыря. В обычном последовании описания монастырских церквей и соборов она занимала, как правило, четвертое-пятое место после главных храмов, располагавшихся на монастырской площади. Но и у нее было в монастыре свое важное значение. Расположена церковь Иоанна Предтечи необычно. Не на горе, как остальные саровские храмы и сам монастырь, а у её подошвы, к тому же, на высоком арочном подклете. Особенности архитектуры объясняются тем, что церковь эта была поставлена прямо над источником, бившим когда-то из-под горы. Он давал начало короткому ручейку, впадавшему в Сатис. Рядом с этим источником в конце XVII века появились одни из первых построек монахов-отшельников, поселение которых позднее переросло в Саровскую пустынь. Именно здесь, у источника, по первоначальному замыслу основатель монастыря Иоанн предполагал поставить первый саровский храм.

Таже начах мыслити, на котором бо месте благоволит Бог основаной быти церкви: или на источнике, яко первее хотех на нем, идеже бе прилично таковому храму быти, или на самой горе, вверху, ради удобства к селению монастыря, основатися та церковь иметь быти [1].

В подтверждение святости этого источника Иоанн приводит в своих записках следующий случай. Монахи решили благоустроить источник, вычистить его и укрепить деревянным срубом. Когда три бревна первого венца этого сруба были уже уложены на место, сам Иоанн взял последнее четвёртое бревно, укрепил один его конец и, держа руками за противоположный, стал класть и его. Неожиданно из-под сруба появилась змея и быстро поползла по висящему в воздухе бревну прямо к Иоанну. Иоанн испугался, что змея может укусить его за руку, но отпустить бревно сразу не смог. В тот момент, когда он, наконец, положил бревно на место, змея юркнула вниз, и её голова оказалась раздавленной. Видевшие это монахи не смогли дать однозначное толкование увиденному и на некоторое время даже прервали работу [2].

Впоследствии было принято решение возводить церковь на холме, а не у его подножия, но первоначальная мысль Иоанна всё равно воплотилась в названии первого саровского храма, – он был освящен во имя Пресвятой Богородицы, Живоносного Ее Источника. Таким образом, постройка храма над источником явилась как бы данью уважения братии монастыря к его основателю. Отсюда и неофициальное название церкви – «храм над колодцем Первоначальника».

Возведение каменной церкви Иоанна Предтечи над источником началось при строителе Филарете (1747-1749), и завершилось освящением 13 сентября 1752 года. Церковь была небольшая, однопрестольная, с одной главой. Выбор названия для церкви над источником А.Н. Муравьёв объяснял следующим образом: “…весьма прилично посвящена она Крестителю, над водами, на коих совершается освящение Иорданское…” [3].

В первоначальном виде церковь простояла около 70 лет. В 1820 году Саров посетил астраханский рыбопромышленник и миллионер коллежский асессор Кирилл Фёдорович Фёдоров, пожелавший пожертвовать деньги на расширение этого храма. В 1821 году старая церковь была разобрана и началось строительство новой. Строительные работы окончились в 1824 году, на них К.Ф. Фёдоровым по данным Е.И. Бакаева было пожертвовано 30580 рублей, и ещё 10 тысяч рублей он передал на содержание храма [4]. Церковь была сделана трёхпрестольной: помимо главного престола, сохранённого во имя Иоанна Предтечи, два дополнительных престола в приделах по желанию благотворителя были посвящены святым дней его рождения и тезоименитства — апостолу Иакову Алфееву и Кириллу Иерусалимскому. Главный престол был освящён 19 июня 1827 года [5] (по другим данным 26 июня [6]) епископом Тамбовским Афанасием (Телятьевым). Левый придел Иакова Алфеева — 30 сентября 1828 года настоятелем Нифонтом, и правый — Кирилла Иерусалимского — 1 июля 1834 года епископом Тамбовским Арсением (Москвиным).

Церковь Иоанна Предтечи. 1904 г.

Жертвовал Фёдоров деньги и на отливку большого тысячепудового колокола (более чем на треть главный колокол Сарова был сделан на средства этого благотворителя). Не удивительно, что во многих книгах о Саровской пустыни имя К.Ф. Фёдорова упоминалось с чрезвычайным уважением и благодарностью. К сожалению, эти издания не сообщают никаких сведений о его биографии, и для выяснения её подробностей приходится обратиться к литературе об истории Астрахани. Ниже приведен большой отрывок из книги А.Н. Штылько «Иллюстрированная Астрахань», изданной в 1846 году.

«Кирилл Фёдоров происходил из пономарских детей Тамбовской губернии (земляк? – может быть отсюда его симпатии к Саровской пустыни – А.П.). Кое-как обучившись грамоте, он случайно добрался до Астрахани и определился в казенное соляное правление, в начале сторожем, а потом писцом. По прошествии некоторого времени, изобличенный в похищении из архива, за взятку, документов, он был наказан плетьми, но, несмотря на это, оставлен за свою опытность на службе в том же правлении. По выходе из последнего он служил еще в разных присутственных местах как опытный канцелярист. Первый офицерский чин он получил около 40 лет от роду, а в 1782 году был сделан кавалером ордена св. Владимира за 35-летнюю службу в офицерском чине. Накопив на службе несколько десятков тысяч рублей, Фёдоров поехал на коронацию Императора Павла Петровича. Живя в Москве, он, благодаря краснобайству и балагурству, познакомился с князем Куракиным, а затем уговорил его отдать ему в откупное содержание пожалованные князю астраханские рыболовные воды. Князь не имел понятия о ценности вод и знал только, что казна получала с них 20-30 тысяч ежегодно. За такую цену он и сдал Фёдорову воды, а тот получал с них сотни тысяч рублей. И вот, на девятом десятке жизни, Кирилл Фёдоров делается миллионером и аристократом астраханским. Он зажил роскошно в быстро выстроенном большом доме с двумя алебастровыми львами на воротах, целыми и по сию пору. Фёдоров устраивал часто званые обеды для приезжих гостей, которым говаривал: «у меня все астраханские свиньи обедают». Однажды он буквально обобрал свою воспитанницу, отец которой перед смертью назначил Фёдорова опекуном. Начался процесс, и дело дошло до очистительной присяги. Фёдоров в белой рубахе с черной свечой в руках босыми ногами прошел в собор при звоне колоколов и дал присягу, что денег не получал. Эта церемония совершена при громадном стечении народа по всем правилам очистительной присяги. Но вслед за тем совесть его так заговорила, что деньги он возвратил. Однако нашлись пройдохи, которые разорили старика. Он умер в 1839 году, не оставив почти ничего [7].»

1987 г.

Что обращает на себя внимание при прочтении этого отрывка. Во-первых, любопытно отношение современного Фёдорову мемуариста к описываемой личности. С одной стороны, явное осуждение неблаговидных поступков, а с другой – проскальзывает некая симпатия (ведь покаялся же!). Автор даже называет Фёдорова «замечательным богачом».

Во-вторых, если верны приведенные в отрывке цифры, наш герой отличался выдающимся долголетием. Выходило, что в 1782 году Фёдорову было 75 лет, в Саров он уже приезжал будучи 110-летним старцем, а умер вообще в возрасте 132-х лет (в 1839 году)! Сомнение развеяло одно из Фёдоровских писем из монастырского архива, в 1837 году он писал, что ему всего лишь «лет больше 80» [8]. Значит, в книге Штылько ошибка.

2002 г.

Есть упоминание о К.Ф. Фёдорове и в книге астраханского писателя А. Маркова «История Астрахани в событиях и фактах». И опять он оказывается замешанным в каком-то сомнительном деле. При строительстве канала в Астрахани с Федоровым был заключен договор на поставку 4 тысяч бревен для деревянных свай. Взяв деньги, Федоров поставил лишь пятьсот бревен из Нижегородской губернии (опять близкие к нам места!), при этом остаток денег не вернул. На Фёдорова была подана жалоба в Сенат, и в 1800 году сенаторы фон Визин и Неплюев приехали в Астрахань с проверкой. Однако астраханский губернатор находился в хороших отношениях с Федоровым и старался его выгородить. В книге приводится любопытный эпизод, взятый из дневника астраханского протоиерея.

«Марта 25. Служил в соборе преосвященный Платон. Кушал он и сенаторы у титулярного советника Кириллы Фёдорова. При сем случае произошло следующее приключение. Коллежский асессор Сергей Уваров-Юдин, пришедши в дом Федорова, протиснулся в тот самый покой, где находились и сидели гости, и, обратившись к сенаторам, говорит: «Ваше высокопревосходительство, знаете ли вы, у кого обедаете? Хозяин сего дома есть государственный вор! Все, что видите и что будете кушать, это он украл у государя». Услышав сие, все онемели и не знали, что на сие ответить. Образумившись, сенатор фон Визин сказал ему: «Поди, братец, вон!». «Я пойду, сударь, — ответил Юдин, — но вам стыдно, что вы, блюстители правосудия, будете кушать у государственного вора», — и с тем вышел. Вот сцена! Мало, думаю, в целом столетии сего случается».

Вскоре нарушитель спокойствия Юдин был отправлен под конвоем в Санкт-Петербург и посажен в Шлиссельбургскую крепость, из которой был освобожден через год за недоказанностью вины [9].

В общем, миллионер К.Ф. Федоров предстает в этих рассказах типичным персонажем эпохи «первоначального накопления капитала».

Надо отметить, что Астрахань давно входила в «зону жизненных интересов» Саровской пустыни. На протяжении десятков лет, начиная со второй половины XVIII века, её епископы благоволили Сарову, переписывались с саровскими настоятелями и принимали в своей епархии саровских сборщиков пожертвований [10].

2004 г.

И благотворительность Фёдорова в отношении Саровской пустыни имела давнюю историю. В монастырском архиве сохранилось несколько десятков писем его к саровскому игумену Нифонту, самое раннее из них датируется 1810 годом [11]. В нём Кирилл Фёдорович интересуется, получили ли в Сарове посланные им рыбу и икру. И позднее, в 1818 году он писал: «…я от усердия моего к вам и братии препроводил в обитель вашу с иеромонахом Иларионом, находившимся здесь, икры бочку 35 пуд да шеврюг 200. По получении оных продуктов желаю во здравие кушать». В том же письме Фёдоров написал: «Желание моё посетить обитель вашу есть непреложное» [12].

Как мы уже говорили, в 1820 году это желание осуществилось, и тогда же, наверное, между Фёдоровым и Нифонтом было заключено соглашение о строительстве храма.

28 апреля 1821 года Фёдоров написал саровскому игумену Нифонту: «Полагаете, чтобы настоящая церковь была храма Иоанна Крестителя, описываете на оное ваши причины, на ваше предложение как лутче соглашусь. Писал с сею почтою вашему преосвященному и просил его о позволении старую церковь сломать и выстроить гораздо больше другую с тремя приделами, о чём имею честь и вас уведомить» [13].

В том же 1821 году поступил в монастырь и первый денежный взнос на строительство – 10 тысяч рублей. И поступил не совсем обычным путём. Дело в том, что из насчитанных исследователями 30580-ти рублей лично Фёдоровым была передана саровским монахам только одна тысяча. Всё остальное поступило от третьих лиц.

Фёдоров, по-видимому, широко вёл дела и имел должников по всей Волге. Саровских монахов он направлял к этим своим должникам, и они получали с тех по фёдоровским доверенностям его деньги. Вот отрывки из писем: «В Макарьевской ярмарке получите от коломенского купца Александра Аксёновича Сумборова на первый раз десять тысяч рублей, к которому от меня и письмо вам оные отдать» [14]. «Писано от меня ростовскому купцу Василью Михайловичу Хлебникову, дабы он вам выдал, будучи в ярмарке, денег ассигнациями без вычету 6000 рублей» [15]. И так далее. Монастырь получал деньги на храм, и помогал при этом Фёдорову получать с должников.

Однажды иеромонах Илларион, прибыв в Астрахань для закупки рыбы, пришёл к Фёдорову за очередным траншем… В результате игумену Нифонту было послано гневное письмо. «Прислали вы в Астрахань иеромонаха Илариона для покупки рыбы, который и купил на сумму более 7000 рублей. Просит от меня денег, но вы, милостивый государь, об оных ни в одном письме ко мне не писали. Я полагаю, что вы в мире, видно, не обращались и положениев в денежных расчётах не знаете; деньги, как вы знаете, имеют счёт, без них человеку быть нельзя, всякие потребности и нужды исправляют – неужели, милостивый государь, таковой строчки об оных написать ко мне было невозможно? Я отцу Илариону по таковым причинам во оных отказал и выдал ему по усильной просьбе на нужные его надобности тысячу рублей…» [16].

Высчитывая пожертвования на строительство саровского храма, Фёдоров, следуя высказанному им же правилу, что деньги «имеют счёт», не забывал начислять на них проценты курсовой разницы. «… Ассигнации в ваших местах имеют цену, получаемую с рубля по 8 копеек, и вы, милостивый государь, должны платить рабочим также с вычетом…» [17]. Так, выдав монастырю 10 тысяч рублей, Фёдоров в счёте помечал «выдано на них лажи 800 рублей». То есть, Фёдоров считал, что на самом деле он выдал 10800. (По-видимому, слово лажа происходит от итальянского финансового термина ажио, означающего отклонение курса ценных бумаг от номинала. Здесь Фёдоров имеет в виду курс российских ассигнационных денег).

16 декабря 1822 года Фёдоров шлёт в монастырь подробный «щёт», в котором и утверждает, что с учётом всех «лаж» он заплатил те самые 30580 рублей. По-видимому, этот счёт и послужил Е.И. Бакаеву источником для оценке стоимости строительства. Но на самом деле выплаты на этом не закончились. При внимательном чтении писем Фёдорова выясняется, что весной 1824 года им была передана на строительство церкви дополнительная сумма в 5000 рублей. В августе того же года от должников Фёдорова монастырь получил ещё 13887 рублей [18]. Правда, прямого указания, что деньги пошли на храм, в письмах нет, но вряд ли такая значительная сумма могла быть потрачена в то время на что-либо ещё. Таким образом, реально на Предтеченскую церковь Фёдоровым было израсходовано более 49 тысяч рублей.

Справедливости ради надо сказать, что помощь Фёдорова Саровской пустыни далеко не ограничивалась расходами на строительство. Им были заказаны в новый храм паникадило в Москве, три евангелия на все престолы, другая церковная утварь. Регулярно шли в Саров из Астрахани рыба, икра и другие дары Юга. Но и саровцы не оставались в долгу — слали Фёдорову северные лакомства: солёные грузди и рыжики, мёд в сотах.

В 1823 году Фёдоров второй раз посещает Саров по пути из Москвы домой, это можно понять по изменившемуся содержанию писем. Теперь в конце их он передаёт «почтение» саровским жителям, а особенно – пустыннику отцу Дорофею – тому самому, что жил в келье у источника, который впоследствии стал известен как источник Серафима Саровского.

В 1824 году каменные работы на строительстве новой церкви были завершены, оставались только работы по отделке и внутреннему устройству, и с 1825 года в письмах уже пошла речь о грядущем освящении храма. Фёдорову непременно хотелось присутствовать при этом событии, о чём он не раз говорил, но обстоятельства всё мешали. Летом 1825 года Фёдоров засобирался было в Саров, «но вышло обстоятельство невозможное, оставаться должен в Астрахани по слухам носящимся, что будет к нам государь император. Но как в нашем городе дома лучше моего нет, то и должен остановиться у меня…». В письме от 8 октября того же года Фёдоров написал: «Дожидаемся в Астрахани государя императора, который находится в Таганроге» [19]. Как известно, император Александр I там в Таганроге и умер, не дождался его Фёдоров. А дом Фёдорова, лучший тогда в Астрахани, «с двумя алебастровыми львами на воротах» сохранился и до сих пор украшает город.

Дом Фёдорова в Астрахани. XIX в.

Фото Э.В. Кугрышевой (Астрахань). 1998 г.

В эти же годы стал Кирилл Фёдорович в письмах жаловаться на одолевавшую его болезнь. Страдал он головными болями, жаловался на глаза, но по-прежнему намеревался приехать в Саров на освящение церкви. К сожалению, болезни оказались сильнее, и освящение пришлось провести без него, оно состоялось летом 1827 года. Еще через год освятили придел Иакова Алфеева, оставался только неосвящённым придел Кирилла Иерусалимского.

Нам всегда казалось странным, почему, если храм был готов и освящён в 1827 году, то с освящением второго предела так долго тянули – до 1834 года. Объясняется всё просто – непроходящим желанием Фёдорова присутствовать на освящении если не главного престола в храме, то хотя бы престола, посвященного его небесному покровителю. Наконец, в письме, написанном 21 июня 1833 года, читаем: «… буде известный вам храм Кирилы Иерусалимского ещё не освящён, то не ожидайте меня освятить и освятите» [20].

И после освящения всех престолов храма Фёдоров не переставал писать почти во всех письмах о том, что хочет посетить Саров ещё раз. Но этому желанию уже не суждено было сбыться.

В последние годы жизни на Фёдорова посыпались несчастья: умерли от болезней дочь и два внука, третий внук погиб на войне в Польше [21], а ещё один внук ограбил его. Этот внук – Николай Петрович Фёдоров – посватался в Астрахани к дочери почтового инспектора Шпаковского и через некоторое время уехал вместе с ним в Петербург (по делам деда). Перед этим он умудрился переписать у деда номера ценных бумаг на предъявителя на сумму 252 тысячи рублей. В Петербурге они вместе с будущим тестем составили бумагу о том, что деньги эти якобы были даны последним за дочерью в приданое [22]. Обман в конце концов открылся, и началось судебное разбирательство, отнимавшее у К.Ф. Фёдорова немало сил, но результата которого мы не знаем. Косвенное подтверждение этой истории можно найти в приведённом выше отрывке из книги Штылько «…нашлись пройдохи, которые разорили старика. Он умер … не оставив почти ничего».

Резонно задаться вопросом о 10 тысячах рублей, завещанных Фёдоровым на поддержание церкви Иоанна Предтечи. Мог ли разорённый человек завещать такие деньги?

В 1828 году началась ещё одна судебная тяжба Фёдорова — с братьями Александром и Никитой Всеволожскими, которые оказались должны разным лицам около двух миллионов рублей, из них только Фёдорову – 1 миллион 400 тысяч. В 1836 году Фёдоров составил духовное завещание, по которому из этого астрономического долга в случае удачного окончания разбирательства 10 тысяч следовало передать в Саров. О том, как шёл процесс можно догадаться хотя бы потому, что ещё в 1853 году из Тамбовской духовной консистории направляли запрос: «в каком положении находится дело?» [23]. По-видимому, этих денег монастырь так и не дождался.

1 Иоанн (иеросхимонах). Сказание о первом жительстве монахов … // Известия Тамбовской ученой архивной комиссии. Вып. 49. – Тамбов. – 1904. — 145-146.

2 Там же. — 118-119.

3 Муравьёв А.Н. Мысли о православии при посещении святыни русской. – СПб. – 1850. — 308.

4 Бакаев Е.И. Создавшие красоту, или О том, что мы потеряли // Исторический Саров. — М.-Арзамас-16. — 1993. — 59.

5 Саровская общежительная пустынь. Подробное описание. — М. – 1908. — 124.

6 ЦГА РМ (Центральный государственный архив республики Мордовия), ф. 1, оп. 1, д. 361, л. 140.

7 Штылько А.Н. Иллюстрированная Астрахань. – Саратов. – 1846. — 61-62.

8 ЦГА РМ, ф. 1, оп. 1, д. 393, л. 56.

9 Марков А. История Астрахани в событиях и фактах. – Астрахань. – 1996. — 91-94.

10 ЦГА РМ, ф. 1, оп. 1, д. 361, л. 137.

11 Там же, д. 393, л. 1.

12 Там же, л. 2.

13 Там же, л. 3.

14 Там же, л. 5об.

15 Там же, л. 8.

16 Там же, л. 10об.

17 Там же, лл. 8-8об.

18 ЦГА РМ, ф. 1, оп. 1, д. 393, лл. 18, 19, 22.

19 Там же, лл. 25, 26.

20 Там же, л. 48.

21 Там же, л. 49.

22 Там же, л. 53об.

23 Там же, ф. 1, оп. 1, д. 662, лл. 1-8.

Доклад прочитан на VI Уваровских чтениях в Муроме в мае 2005 г.