Черубина де Габриак в Сарове

А.М.Подурец

О.М. Подурец

Летом 1926 года Саровский монастырь переживал необычайный наплыв паломников. С большими потерями пережив потрясения первых лет советской власти, монастырь, тем не менее, оставался в глазах верующих одним из святых мест России. На день памяти преподобного Серафима — 1 августа — в Сарове, по донесениям компетентных органов, собралось более 10 тысяч паломников, среди которых около половины было «интеллигенции разного толка». Наверное, люди чувствовали, что Саровская пустынь доживает последние месяцы. С другой стороны, такой рост популярности Сарова среди не самой лояльной к власти публики придал ускорение процессу закрытия монастыря, которое произошло весной следующего 1927 года.

Недавно нам стало известно, что среди этой «интеллигенции разного толка» была известная поэтесса, героиня (точнее, соавтор) одной из самых ярких мистификаций в отечественной литературе — Черубина де Габриак (в «миру» — Елизавета Ивановна Васильева, в девичестве Дмитриева, 1887 – 1928 гг.), та, которую Алексей Толстой назвал «одной из самых фантастических и печальных фигур в русской литературе» Серебряного века.

Первые стихотворения Дмитриевой относятся к 1906 году. Они прошли незамеченными, дальнейшие попытки также не принесли поэтессе известности. Так бы и продолжалось, если бы в 1908 году она не обратилась за помощью к Максимилиану Волошину. Волошин нашёл стихи Дмитриевой небесталанными и даже пригласил поэтессу к себе в Коктебель. Именно там, в Коктебеле, на берегу Чёрного моря в 1909 году на фоне их увлечения друг другом родилась у Волошина идея, как заставить литературную общественность оценить стихи Дмитриевой. Появилась загадочная «поэтесса» Черубина де Габриак, стихи которой по почте (вместе с засушенным ароматным крымским цветком) пришли в редакцию столичного журнала «Аполлон». (Габриаками Волошин называл причудливые корни, стоявшие у него на полке в мастерской). В своих стихах Черубина предстала перед современниками подобием блоковских Прекрасной дамы и Незнакомки одновременно – прекрасной, манящей и загадочной.

Дом Волошина в Коктебеле

            Стихи, конечно же, были напечатаны. Но и редактора, и читателей более волновало не содержание стихов, а таинственный образ незнакомки, к тому же иностранки, несомненно аристократического происхождения, и конечно же благородной и утонченной красавицы, прятавшейся от этого грубого и жестокого мира за стенами старинного замка.

Теперь в каждом номере «Аполлона» печатались стихи Черубины о томных, мистических и возвышенных чувствах. Редакция во главе с главным редактором С. Маковским «стояла на ушах», пытаясь узнать хоть что-нибудь о загадочной поэтессе (естественно, почти все они уже были влюблены в нее), многие пытались выпросить хоть мимолетное свидание, но Черубина была неприступна.

Вскоре тайна мистификации раскрылась, но дело было сделано — Черубина де Габриак уже вошла в историю русской литературы. Из-за неё даже произошла дуэль между Максимилианом Волошиным и Николаем Гумилёвым (у обоих с Дмитриевой были романы). К счастью, оба остались живы.

В нескольких строчках писем, адресованных Дмитриевой Е.Я. Архиппову (так — с двумя «п») нет почти ничего, кроме собственно упоминания о том, что Елизавета Ивановна побывала в Сарове летом 1926 года.

Я была в Сарове. Дмитрий Сергеевич мне дал к Вашему другу письмо, но я не была в Ардатове, ехала другим путём.

[из письма от 28 июля 1926 г.]

Мне грустно, что я не повидала Андрея Владимировича — но было не по пути. Я никак не думала, что Вы хотите знать о моём Сарове. <…> Я посылаю Вам мой привет из Сарова: лубочную картинку моей любимой Божией Матери. На чудотворном образе Ея, что в Дивеевской обители, — большой квадратный сапфир. Синий, синий, как глаза. <…> вернувшись, была рада строгим линиям Петербурга, и нашей синей Неве, как сапфир на груди Богородицы.

[из письма от 15 августа 1926 г.]

Письма взяты из книги: Черубина де Габриак. Из мира уйти неразгаданной. Феодосия — Москва, 2009.

Возможно, упомянутая в письме Дмитриевой икона — это образ Богоматери Умиление или Радость Всех Радостей, некогда принадлежавший Серафиму Саровскому. Другой факт из письма — знакомый Елизаветы Ивановны Дмитрий Сергеевич Усов просил её передать письмо в Ардатове некому Андрею Владимировичу, в книге есть указание, что это был литератор князь А.В. Звенигородский.

Ну и, конечно, надо оценить поэтический образ, навеянный поэтессе посещением наших святых мест.

Е.И. Дмитриева возглавляла Российское отделение Антропософского общества, члены которого придерживались мистического философского учения Р. Штейнера, не одобрявшегося советской властью. За приверженность этим взглядам Дмитриева в 1927 году была сослана в Ташкент, где умерла от болезни.

Замкнули дверь в мою обитель

Навек утерянным ключом;

И Черный Ангел, мой хранитель,

Стоит с пылающим мечом.

Но блеск венца и пурпур трона

Не увидать моей тоске,

И на девической руке —

Ненужный перстень Соломона.

Но осветят мой темный мрак

Великой гордости рубины…

Я приняла наш древний знак —

Святое имя Черубины.