Удивительное путешествие в Архангельск

В своей первой публикации на сайте Константин Ткачёв решил поделиться впечатлениями о поездке на Русский север. Константин участвует в жизни объединения с самого его образования. К сожалению, на сайте нет раздела «Кто есть кто» в «Саровской пустыни», но немного информации о нем можно найти в разделе «История объединения».

Недолгий сбор двадцати восьми туристов по городу. Начинается наше удивительное путешествие. Автобус, ведомый опытным представителем «Магистрали» –  Гошей, ехал в ночных огнях по одной из пяти полос внешнего МКАДа. В ночи МКАД, по московским меркам, пустой, поэтому добрались быстро.

Аэропорт встретил нас светящейся надписью «Внуково».

Первая проверка и мы внутри, окружённые хитросплетениями металлоконструкций.

Недолгое ожидание…

Объявлена регистрация…

Сдан багаж, следуем на окончательную проверку…

 Звучный отрыв посадочного талона, и авиакомпания «Победа» везёт нас к борту.

Около трапа гражданин в зелёном жилете почему-то не разрешает снимать, но так как у него не хватает строгости, успеваю сделать несколько кадров. Новенький, беленький Боинг-737-800 встречает нас дежурной улыбкой симпатичной стюардессы и тридцатью двумя рядами кресел по шесть штук в каждом.

 Обработали, а может быть помыли плоскости и в полёт. На ум пришёл стишок из детства – «Самолёт, самолёт, прокати меня в полёт…».

Проплыло мимо здание аэропорта, разгон и в небо. Со скоростью 750 вёрст в час (800 км/ч) набираем высоту 4687 саженей (10000 м), понижая температуру за бортом до пятидесяти шести градусов.

В иллюминаторе открывается превосходная картина. Внизу проплывают, накрытые белой простынёй поля, чернеют леса, петляют реки.

Напрашиваются слова из старой песни: «…Под крылом самолёта о чём-то поёт зелёное море тайги…».  От нежнейше голубого горизонта небо переходит к сдержанно синему… Пошли на снижение.  Под нами Новодвинск на берегу Северной Двины.

Час сорок на крыльях победоносной авиакомпании, пробежка по полосе и мы уже у транспортёрной ленты, в ожидании багажа.

Около воздушной гавани кафешка – первый завтрак на чужбине. Теперь в автобус и в город. 

         День первый. Шестое марта.

Экскурсионная программа начинается с музея народных промыслов и ремёсел.

   

Музей расположен в здании бывшего детского сада. Экскурсовод женского пола – потомок поморов, ведёт нас по залам музея, быстро и эмоционально рассказывая (некоторые слова невозможно было разобрать) об их информационном наполнении.

 

 

 

 

Доходим до большого помещения с невысокой сценой – наследием бывшего детсада (когда-то здесь проходили утренники и новогодние ёлки) и рассаживаемся за длинным столом. Экскурсовод продолжает свой рассказ. И вот, кульминация экскурсии – чаепитие с козулями.  Козуля – печенье в форме козлёнка, издревле приготавливаемое по особому рецепту, ведомому только некоторым архангелогородцам. Даже когда-то в советские времена, по словам экскурсовода, проводились рейды с целью пресечения выпечки козуль, как старорежимного атрибута… Своего буклета музей не имеет, поэтому едем дальше.

Следующий объект нашего осмотра – крупнейший в России музей деревянного зодчества под открытым небом «Малые корелы». Более сотни памятников плотницкого труда многих поколений поморов разместились на ста сорока гектарах. Энергичная и очень хорошо знающая материал, экскурсовод, громким поставленным голосом очень интересно рассказывает о жизни поморов, сопровождая повествование старинными пословицами и поговорками.

 Ходим от колодца к церкви, от церкви к часовне, от часовни к амбару, от амбара к дому, от дома к мельнице. Самая древняя постройка датируется концом шестнадцатого века. Воображение рисует крепких бородатых мужиков с топорами в мозолистых руках, ловко управляющихся с сосновыми брёвнами… Надо сказать, что эти места не затронуло крепостное право и его отсутствие сыграло положительную роль в формировании уклада жизни поморов.

                                 

По ходу экскурсии узнаём лингвистическо-филологическую особенность слова изба. Это слово, оказывается, происходит от слова печь, которая раньше называлась истопка, изтопка и в конце концов изтпа.

Нам показывают, где жили поморы, где молились, на чём передвигались по суше и морю. Само слово «помор» обо всём и говорит – жить у моря, ходить по морю. А ходили поморы на небольших плав. средствах – лóдьях (на местном диалекте) и кочах. Кочь строился мудрыми предками так, что лёд не давил его, а выталкивал, что обеспечивало живучесть судна.

 Направились к выходу из музея: «О боже, что я вижу» – «Гигантские шаги». Такие же были в нашем дворе во времена моего детства. Металлический столб (раза в полтора выше, чем на фото) с поворотной верхушкой, к которой привязаны верёвки, был врыт в землю во дворе «Мясо-рыбы» (молодые конечно не знают что это такое, а это магазин на углу Ленина и Чапаева). Мы, повиснув на верёвках, бегали вокруг столба огромными шагами – отсюда и название. В моём старом дворе время многое уничтожило, но этот столб с полуистлевшими концами верёвок, развевавшимися на ветру, всё же остался, как напоминание о детстве. Несколько месяцев назад, проходя через свой старый двор, я привычно бросил взгляд в сторону до боли родного мне столба и… Его там не оказалось. Вот гады, наверное, пустили на металлолом…

Размещаемся в гостинице о трёх звёздах под названием «Двина» прямо в центре города. Ещё советское, капитально отремонтированное здание, автоматически открыв стеклянные створы, поглотило нас в своём чреве…

  

Вечерняя прогулка по городу и его книжным магазинам. По пути наблюдаем, как в фонтане дикие утки бороздят поверхность воды.

Интересно. В начале марта на крайнем севере работающий фонтан. И тут же, случайно от прохожих узнаю, что рядом в здании искусственный каток. Вот в чём дело – вода-то оборотная, её таким способом охлаждают. Да, умно придумано. Снова в «Двину» почивать – завтра в семь отъезд. Нам предстоит побывать на стойбище оленеводов-кочевников и в Голубинской пещере.

День второй. Седьмое марта.

Расселись в автобусе и в путь. Сначала по городу (Архангельск растянулся на шестьдесят километров вдоль Северной Двины), затем через пригород – частный сектор, как у нас говорят.

 

В окнах автобуса замелькали сельские дома, такие же, что и в нашей полосе, только светлицы размером больше раза в два и о трёх окнах. Молодёжь, да и некоторые возрастные люди, знают ли что такое светлица и для чего она нужна? Сейчас светлицы строят, отдавая дань традиции, а встарь их использовали по прямому назначению. Это небольшое помещение на чердаке сельского дома (как видим на севере оно больше) для женской работы (прядение, вышивание и т. п.). Когда вечером солнце садится и в избе уже темно, то в светлице, за счёт её высокого расположения, ещё какое-то время светло и можно работать. Теперь вам понятно, почему она так называется?

 Дальше путь пролегал вдоль реки Пинеги, через дикие места. Перед нами открывались необъятные просторы, с уходящей вдаль лентой реки, с заснеженными хвойными лесами… Да, велика Россия во всех значениях. По пути узнаём, где именно родился великий Михайло Васильевич наш Ломоносов – в селе Денисовка (переименованное впоследствии в Ломоносово), что на острове, образованном рукавом Северной Двины, недалеко от Холмогор. Дорога петляла мимо огромных карстовых провалов – места, где проходила ссылка Лидии Руслановой.

 

 

 

Короткое чаепитие в Голубино, и снова в дорогу. Молодая, живая экскурсовод, присоединившаяся к нам, рассказывала много интересного, например, о происхождении слова медведь. В древней Руси про этих зверей говорили: «Мёдом ведает». Дальше разговор пошёл про ненцев-оленеводов. Например, на стойбище рожает ненка ребёнка, так его, не обмывая, заворачивают в оленью шкуру, выносят на улицу и кладут на снег на какое-то время – это у них, наверное, обычай такой, чтобы сразу к морозу привыкал…

По новому мосту миновали Келду. Дорога сузилась так, что двум машинам не разминуться.

  

Со слов экскурсовода – это зимник, а летом только на вездеходе. Ещё около часа вглядывались в автобусные окна в поиске оленьих следов, но по сторонам был только лес с нетронутым снегом. И вот, наконец, после шестичасового пути: «Вон оле е н и и и!!!», «О о о о о!!!» – пронеслось по автобусу. Все прильнули к окнам…

 

              

Олени – народ миролюбивый и покладистый, обожающий сухари, розданные нам экскурсоводом по прибытии. Сразу подходят, тычут мордами, будто выпрашивают. Протягиваемые им на ладони сухари, мгновенно исчезают. Для них это, наверное, лакомство после однообразного ягеля. Олени для ненцев всё. «Мы с оленями живём, на оленях спим, в оленях ходим, на оленях ездим, оленей едим» – говорят ненцы.

  

Рядом «расходное» стадо, порядка двухсот голов (основное – голов 1000 – 1500 в полукилометре отсюда). В день нашего приезда забили трёх оленей. Для поддержания витаминов в организме, пьют тёплую оленью кровь и приучают к этому своих детей.

Неразговорчивые дети непринуждённо ходят по стойбищу, воспитываемые примером взрослых и присутствием оленей.

 

       

Стойбище небольшое – метров восемьдесят на восемьдесят. Стоят пять — шесть палаток – мини палаточный городок.

  

Кругом чисто, мусора не видно, кроме столярных отходов на импровизированных рабочих местах столярных дел мастеров. Стоят прислонённые к деревьям новенькие полозья (наверняка есть своё ненецкое название) для нарт и другие заготовки. Много чего делают оленеводы своими руками – от нарт и оленьей упряжи, до тёплой одежды и обуви.

Тёплая одежда у ненцев свойская – на ногах пимы, остальное – малица, это мешок с пришитыми рукавами (к которым пришиты варежки), вместо дна маленький капюшон, плотно, обхватывающий голову – всё из оленьих шкур.

 

Ненцы – народ самобытный, в чём-то частично цивилизовавшийся. Например, пользуются туалетной бумагой, современными средствами от гнуса, используют бензогенераторы, бензопилы и снегоходы.

Живут в лесу в самодельных палатках, примерно два — два с половиной на три — три с половиной метра (чумы, в классическом виде, наверное, уже ушли в прошлое). Палатка на семью.

 

На полу доски, покрашенные половой краской, буржуйка, на которой в том числе и готовят, стол, две скамьи. Ни каких тебе двуспальных кроватей и диванов, стенок и сервантов, телевизоров и компьютеров, айфонов и смартфонов, микроволновок и мультиварок. Всё по минимуму – образ жизни, сложившийся веками. Живут в нетронутой природе, воду берут из снега, спят на полу, подстелив оленьи шкуры, дышат чистейшим воздухом…

Ненцы – народ обрусевший. Детей называют русскими именами. Там были на слуху Федя, Аркадий, Римма, Николай. Говор свой с особой интонацией. Дети до семи лет с родителями, а потом в интернат. Если в учёбе подадут большие надежды, то могут в стойбище и не вернуться. Работают в оленеводческом хозяйстве за официальную зарплату, которую получают раз в год. Жалованье не великое – со слов экскурсовода, порядка пяти тысяч в месяц, плюс каждый год единовременная надбавка. Кочевая жизнь, это и есть их работа. Коллектив хозяйства разбит на бригады (в бригаде № 6 мы и были), люди в которых друг другу как родственники – годами вместе, да и образ жизни накладывает свой отпечаток.

Народ стал одевать национальную одёжу для фото и кататься на нартах, запряжённых тройкой оленей, ловко погоняемых остолом (длинной гладкой палкой). Наши стали мерить пимы (сшитые здесь же на стойбище) и покупать их. В одной из палаток приветливая и разговорчивая хозяйка угощала олениной с рисом – мясо как мясо, ничего сверхъестественного, во всяком случае, на мой вкус.

  

 Приехала «буханка»-автолавка, полная провианта. К ней потянулся местный народ покупать впрок.

Около одной из палаток, колоритного вида ненец разгружал с нарт, уже закупленные продукты.

 

Ничего экзотического – пшено, макароны, масло и чего-то подобное. Таская в палатку упаковки, приговаривал: «Это вы там по «Магнитам» ходите, а мы всё запасаем». Здесь же на куче какого-то, в понимании городского жителя, барахла, а в понимании ненца, самого необходимого, лежало около десятка оленьих рогов. «Сколько они стоят?» – спрашиваем, «Да берите» – отвечает не обременённый стяжательством Федя. Обременённые совестью, отдаём по сотне целковых за каждый взятый рог.

Стойбищу здесь находиться осталось максимум две недели. Погрузят все, что у них есть на нарты, свяжут их по три, четыре, впрягут своих кормильцев и вместе с полуторатысячным стадом в путь на новые пастбища, километров за двести на север, проходя ежедневно километров по тридцать, через тайболу (на местном диалекте – смесь тайги и тундры) и реки, пока те ещё подо льдом. Отпущенные нам всего полтора часа пролетают одним мигом (сюда хотя бы на полдня). Разворачиваем оглобли и в обратный путь. На следующий день мы узнали, что по причине тёплой погоды дорогу на стойбище закрыли – вот повезло, так повезло.

На обратном пути остановка в Пинеге. Городок (а может пгт или просто посёлок) меньше Дивеева. Осмотр местных достопримечательностей – памятника трелёвщику, а также памятников политическим жертвам и полякам, сгинувшим в пинежских лесах.

 

  

 

Остановка в Голубино. Насыщаемся обедом и тут же на следующую экскурсию – в Голубинский провал. Желающие одевают спецодежду, каски и фонари – всем.

Короткая прогулка гуськом по тропе до провала.

 

 

 

 

 

 

  

     

Спускаемся по утлым лестницам – слабонервным вниз не смотреть.

 

Оказавшись на сорокаметровой глубине, начинаем движение по пещерам. Сотни тысяч лет сама природа создавала эти пещеры. Часть пути проходим почти на четвереньках.

 Подошли к подземной речке-невеличке – журчит, как вешняя вода.

В одном месте, свисает с потолка до пола и поблёскивает в свете фонарей округлыми формами закристаллизованная Н₂О. Идём дальше.

На стенках висят, погружённые в мёртвый сон, летучие мыши, тотчас же обступаемые восторженной толпой и освещаемые светом фонарей и вспышек.

 Попадаем в нерукотворный мини метро-туннель, который производит впечатление рукотворного – плоский пол, остальное круглое, натянутой струной протянувшееся на полкилометра. Стенки ровные, будто обработанные неведомыми каменотёсами. Весной пещеры затапливают талые воды. Кое-где на потолке остался песок, занесённый снаружи и поднятый бурным потоком. Тем же путём возвращаемся назад…

 

 

День третий. Восьмое марта – Международный женский день.

Автобусная и пешая экскурсия по городу. Короткое поздравление женщин нашей группы, включая экскурсовода с праздником и перед нами Архангельск – Ивана Грозного творенье.

Осмотр памятника Петру Великому – продолжателю дел Ивана Грозного, и дальше по городу.

  

 

 

 

Заезжаем в островной район «Соломбола»Город местами не ухоженный. В автобусных окнах проплывали плоды труда строителей разных эпох.

 

Многоэтажные дома, постройки второй половины двадцатого века, чередовались с двухэтажными деревянными – эпохи первой половины того же века.

 

  

Некоторые деревянные дома частично просели на одну сторону, но остаются жилыми.

Если обобщить, то в архитектуре города ничего выдающегося, за исключением может быть улицы Чумбарова-Лучинского. Проезжаем мимо памятника тюленю. Во время войны тюленье мясо и жир спасли здесь много жизней от голодной смерти.

Возвращаемся в центр, в музей изобразительных искусств.

  

Экскурсовод, знающий толк в иконописи, ведёт нас по залам, увешанным творениями иконописцев прошлых веков.

  

Короткий переход по городу и начинаем обозревать архангельскую достопримечательность – улицу Чумбарова-Лучинского.

Архангелогородцы, не говоря уже о нас, в львиной своей массе не знают, кем был этот Чумбаров чёрточка Лучинский, какую роль он сыграл в спектакле под названием мировая история.

Экскурсовод, конечно, рассказала про его роль, но я к моменту написания этого материала уже и забыл.

 

 

 

 

 

Идём по улице, параллельно слушая рассказ о том, какое значение и назначение имели дома, расположенные здесь, в разные времена, что некоторые из них, раньше находились в другом месте и перенесены сюда для создания антуража.

 

 

 

На улице много памятников и скульптур, посвящённых разным образам и людям, жившим и надуманным.

 

 

 

Тут же местные предприниматели зарабатывают невеликую денежку, катая беспечный люд на лошадях и верблюдах под уздцы. Экскурсия закончена.  Последняя пробежка по магазинам и быстрее к месту последнего ночлега – надо ещё успеть запаковать в заранее купленный мешок всё, что приобретено на стойбище.

 

 

 

 

Отъезд. Девятое марта.

Всё происходит в обратном порядке, если не считать короткого опоздания на автобус с публичным раскаянием. Тот же аэропорт Архангельска.  Разбор и переупаковка вещей по весу (в стоимость билета входит 10 — 11 кг поклажи на человека). Пока ждали регистрации, одна гражданка из нашей группы чуть не схлопотала штраф за пускание дыма изо рта около входа в здание. С удивлением подумал: «Оказывается кое-где у нас порой, кое-какие законы всё ж таки, кое-как работают». Объявили задержку нашей отправки минут на сорок. Ждём – кто за столиком с чашечкой капучино (кое-кому, наверное, к чашечке не помешала бы ва-а-а-нна), кто за разговором с собеседником, кто в пустом просиживании, а я за написанием этого материала (не путать с материей).

 

Объявили посадку – та же авиакомпания, такой же борт, та же дежурная улыбка, но уже другой стюардессы, тот же разбег, та же высота, тот же мороз за бортом, те же поля, леса и реки, в общем, та же превосходная картина.

 

 

 

 

 

У меня за спиной, занимая всю половину ряда расположилась отважная мама с тремя детьми (их я ещё в аэропорту заметил), младшему из которых от роду месяца три, остальным, наверное, три и пять, но уже лет.

  

Дети оказались послушными, уселись в кресла, сняв обувь, и занялись своими игровыми делами, не докучая маме. Из короткого разговора с мамой я узнал, что сейчас нет ни каких детских билетов и её дети (кроме грудного ребёнка) летят, как и все остальные граждане за полную стоимость – вот он оскал капитализма. Случайно, из разговора со стюардом, узнали, что он служил в Сарове, а где именно, так и не вспомнил. Обратный порядок продолжается – то же снижение, та же пробежка по полосе, тот же час сорок, и мы уже у транспортёрной ленты с таким же качеством резины, в ожидании такого же, но уже пополненного, багажа …

 

Пробираемся через аэропортовские тернии наружу, и вот наш автобус, с расположенным внутри, на самом переднем сиденье, опытным представителем «Магистрали», но уже Сашей. Пое х а л и!!! Тот же МКАД в ту же сторону.

Два часа в ползущей пробке и какое-то время без неё. Ну, вот наконец-то и наш родной балашихинский разъезд. Дальше как по накатанной…

 

 

Итог. Путешествие получилось удивительным (одно только стойбище чего стоит), вот только крайнего севера так и не прочувствовали – плюс три и под ногами слякоть.

Константин Ткачев

Я понимаю, что фотографий много. Но добавлю немного от себя. Они касаются оленеводов. Все-таки, цивилизация им не чужда. Есть у них спутниковая тарелка, телевизоры, мобильники и даже кофеварка. На стоянке связи нет, поэтому позвонить они ездят туда, где «ловит».

Спутниковая тарелка

В гостях у ненки.  Детей в семье пока нет. Девушке 24 года. Палатка эта ей досталась в наследство от отца. Палатка брезентовая, каркас из осины. На полу постелены крашеные доски. За исключением места для сна. Для сна многослойная конструкция: еловые ветки, брезент, какой-то фольгированный утеплитель, шкуры. На досках не спят, чтобы лишнего не возить. Зарплата у девушки 5 тысяч руб., у ее мужа -5500 руб. ( с ее слов). Выдают им сахар, муку. Здесь же в бригаде живет с семьей брат ее мужа.

 

В гостях у коми. У Алены трое детей. Двое младших живут с ней. Старшая учится в школе-интернате в Неси. Зарплата Алены составляет 12 тысяч (опять же, с ее слов) . После выхода на пенсию (45 лет) планирует «осесть».

Вот так выглядит самое высокое здание Архангельска вечером.

Архангельск — город, расположенный на островах. Есть, конечно, мосты. Но есть и паромные переправы. Они — летом. А зимой вот такая освещенка по льду.

Так она выглядит ночью.

 

А так днем.

Но Северная Двина судоходна и зимой: по центру пробит фарватер, по которому ходят суда. Для пешеходов же через него кладут съемные деревянные мостики. На фото видно, что до этого мостика подвозят на авто.

Предполетная обработка крыла.

Недолго наблюдали кольцевую радугу под крылом.