Л.С. Русин вспоминает. IX Начало трудовой деятельности

Давайте, расскажу, как мы начали после учёбы работать. В 58 году наш класс закончил 12 школу, и мы стали думать, кому куда. Как потом выяснилось, все детки начальников, хотя бы мелких, оказались в секторах, а детки не начальников – у станка. Или в ДДУ[1]. То есть там, где платили мало, а работать надо было много. Вот такой классовый подход сохранялся во все времена.

Пошёл я в отдел кадров. Предложили: слесарем пойдёшь? А нас в школе учили не только автоделу, но и слесарному делу.

В отделе кадров меня отправили слесарем–механиком на машинно – счётную станцию, МСС. Тогда она была около 1 завода, на углу, как идет дорога на 3 завод. Деревянный дом, где была потом фотография.

Дисциплины в МСС особой не было. Вино пили умеренно, но регулярно. Работа такая: ремонт счетно-вычислительной техники. Техника малая, настольная, «Мерседесы» и т.д. – машины все немецкие в основном. Наши машины, которые были – это совершенное дерьмо, на них невозможно было работать, чуть что – ломались. Наши содрали с немецких один к одному некоторые машины, но немецкие, в отличие от наших, работали. Кроме малой техники были бухгалтерские машины, фактурные машины для расчётов счетов и табуляторы. Табулятор – это считалось что-то серьёзное. На них печатались зарплатные листочки. К ним были перфораторы.

Работа шла в две смены. При МСС своя мастерская была – токарные и фрезерные станки. Винт для ремонта иногда найти было сложно, приходилось самим изготовить.

Начальник станции был Суворов. Потом поставили молодого Ю. Мужики жаловались, что он может наказать, когда выпиваешь. Наказать как? – Так, что и начальнику надо стакан наливать.

На работе был обед большой – полтора часа. Мы обслуживали бухгалтерию, а бухгалтерия работала до 7-ми. Приходилось подстраиваться.

Я получил звание слесаря–механика 3-го разряда. Мне как ученику платили 600 рублей. Через несколько месяцев я сдал на 5 разряд, зарплата стала равняться зарплате бухгалтера – 800 рублей. В секторах мужики, попавшие лаборантами, не получали больше меня. Через машинно-счетную станцию проходили данные по всем секторам и цехам, я мог из любопытства проверить, кто сколько получает. Я нашел там и товарища Харитона, у него был 1000 рублей оклад (это уже новыми).

По обычаям того времени послали меня на сельхозработы в Липовку[2], на уборку картошки.

Бригада 9 человек – 7 мужиков, 2 женщины. Женщин в одну избу поселили, мужиков в другую. На пол положили большой матрас, набитый соломой, а укрываться – у кого чем есть, кто курткой, кто пальтишком. Под голову – у кого сумка, у кого чемодан. Спали по-коммунистически. Но кормили относительно неплохо, колхоз выдал на нас барана, капусту, хозяйка нам варила.

Работали так: плугом, из-под лошади, выкапывали картошку, а мы сзади ползём по борозде, собираем картошку в вёдра. Поначалу работали хорошо, потом народ стал лениться, начали работать только до обеда. Учёта никакого не было, выработки с нас не требовали.

А вечерком – танцы в Стуклово, под гармошку. Народ у нас был смиренный, никаких буйств не было. Когда мы приехали, тамошние дамы сказали: вам, мужики, крупно не повезло – всех наших девок отправили на торфоразработки. Странно: своих отправили на торф, а картошку собирать – прислали нас.

Кончилось всё хорошо. Колхоз одобрил нашу работу и в качестве премии нам выделил грузовик картошки. Мужики у нас были комсомольцы прожженные, давайте, говорят, пропьём нашу картошку. Кошелиха не так далеко, давай отвезём в Кошелиху на спиртзавод. Отвезли туда грузовик, а там, как кругом в советские времена, обираловка, обман. Приемная цена картошки оказалась 3,6 копейки за килограмм. Всё равно хватило на ящик водки и бадейку мёда. Была грандиозная попойка. Мужики пили водку с мёдом – так, решили, будет забористее. Потом в Липовку подошла машина нас забрать. Некоторых мужиков пришлось просто складывать в кузов.

Без отрыва от работы я поступил в наш техникум. Он располагался на месте 49-й школы, в красном здании, в 4-этажном корпусе.

После нескольких лет работы в МСС я перешел на завод в 3-й цех. Работал монтажником. Моей работой было делать и проверять жгуты. Работа была трудная и ответственная. Но с завода не брали в армию.

Про завод. Со мной такие весёлые ребята работали, больше мне таких ребят не попадалось. Каждый понедельник у нас в цеху происшествие. Приходит Л., 4 зуба выбиты. Он с гордостью рассказывает: меня кастетом ударили. – Почему? – Перепутали, по ошибке. Другого молодого человека ждали – он у кого-то невесту увёл, а попал под горячую руку Л., ему и выбили 4 зуба.

Проходит неделя, ещё случай. Попался Е., это сынок какого-то тут известного товарища. В чём его вина? – Бегал по парку с наганом и обещал убить обидчиков. Его кто-то избил, а он сбегал домой за наганом. Вот такие картины из тогдашней нашей жизни. Появилась милиция, мужика скрутили, наган отобрали. – Откуда у тебя наган? – А я дома взял. Поносить взял у какого-то друга. А друг оказывается у папы взял. У папы по долгу службы должен быть наган. Е. не посадили, ничего, но выгнали из цеха. Режимное всё-таки подразделение.

Следующая неделя – опять приключение, другого молодца, В. поймали в парке. Его кто-то обижал, а он в карман положил не наган, не пистолет, которого не было, а бокорезы. Если в умелых руках, и этим можно, оказывается, работать. На него напали хулиганы, и он некоторых подрал этими бокорезами. Раны неглубокие, не смертельные, но напугать могут. Его поймали друзья тех, которых он порезал. – Ты зачем наших ребят изуродовал? – Так они сволочи, ваши ребята, а я только свою обиду компенсировал.

Работа у нас была тяжелая, но время находилось и немножко развлечься. Как-то стали разбирать верстаки – два верстака пустые были, ничейные. Раздвинули верстаки, а под ними заготовки наганов. Настоящие, хорошие, только недоделанные. Начальник участка прибежал: а кто это сделал? – Неизвестно кто.

Многие кадры вымерли, особенно те, кто работал с тем оборудованием, которое к нам привозили повторно. Его куда-то увозили, возвращали после испытаний, нам приходилось его дорабатывать, и опять оно куда-то уезжало. И, что интересно, померли в основном сотрудники ОТК. Казалось, они- то не работали, только проверяли. Но проверяли именно эти, дерьмовые изделия. И далеко не все из тех, кто умирали, были пьяницами.

Когда я работал на МСС у сотрудницы муж погиб на испытаниях. Его разорвало в клочья. Даже рассказывали, как это было. Было 10 или 12 зарядов. К ним подвели всё, подали что положено, произошли взрывы. По инструкции должно было пройти полчаса, прежде чем идти местность освидетельствовать. А мужик поторопился. Какие-то, говорят, бывают тлеющие заряды. Срабатывание идёт, но медленно. И, когда он подошёл, его хватило.

Про руководящих товарищей могу вспомнить по рассказам разных людей.

О Музрукове никаких плохих отзывов не было. Человек был внимательный, заботливый, если к нему обращались – старался помочь. Сад у него был хороший: смородина, вишня, садовник ухаживал. Один товарищ мне рассказывал, что он к нему и в холодильник заглядывал. Он электриком работал. Вдруг — вызвали к тов. Музрукову, что-то у него дома было не в порядке. Проверил холодильник – там бутылок 20 стоит хороших редких вин. Я и так и эдак покрутился – как бы попробовать? Если много выпить, засекут, поймают. Я, говорит, понемножку отливал, по 20 грамм попробовал. – Хорошо! Вкусные напитки пил товарищ Музруков.

Товарищ Харитон жил хоть и рядом, но вел совсем другой образ жизни. Мне рассказывали люди, которые у него бывали дома, что на завтрак у него частенько была овсянка, яичко всмятку. Хотя, товарищ Харитон, мог бы, наверное, и более благородные вещи употребить. Он разговаривал всегда вежливо, сдержанно, никаких ругательств. Их семейство купалось иногда возле своего коттеджа. Скромный вид у коттеджа, никаких излишеств. Рубашку Харитон носил бедную, за 4 рубля, не форсил.

Потом мне предложили вернуться с завода на МСС, но на должность инженера. Инженера давали не всякому. Я согласился.

МСС меня отправила в Вильнюс на курсы. Они меня взяли работать, если я освою машину, которую выпускал Вильнюс. Машина счётная, ламповая.

Обучение в Вильнюсе жёсткое было. Занятия были построены правильно: 7 – 10 дней занятий – потом зачёт. Не сдаёшь – выгоняют. А диплом об окончании курсов получить надо, что ты допущен к эксплуатации машины.

Со мной попались граждане с Урала, из Харькова, из Питера, девочки и мальчики разного возраста. Я-то был молодой, мне было 22, а были и под 50. Со мной были несколько мужиков из Первоуральска, из Свердловска, любили выпить. А выпить в Вильнюсе было свободно. Автомат стоял на улице Ленина, жетон бросил – тебе нальют.

Одного молодца выгонять собрались, он зачёт не сдал. Он устроил прощальный банкет, купил литр водки, в комнате нас 7 человек жило, ребята по рюмочке попробовали, а он всё остальное допил, и стало ему обидно, что он самый слабый, что его выгоняют. Предложил одному: давай хоть в шахматы сыграем. Проиграл. Он почувствовал себя вдвойне обиженным, говорит: давай, поборемся. Он был на голову выше другого уральца. Стали бороться, и здоровяк оказался внизу, хрипит, но не сдаётся. Верхний говорит, пусть сдастся, а тот молчит. Смотрю – он уже синеет. Мы верхнего оттащили. Побежденный встает, достает ножик. У меня мысль: не хочет ли он друга своего зарезать? — Нет. Он разрезал себе свою здоровенную лапу. Кровь пошла. Мы повалили его, но неудачно – на мою кровать, он всю её залил кровью. Мы его задавили, связали тряпками, отнесли на его кровать. Я его тряпки забрал себе, а свои, те, что он извазякал – отдал ему. Вызвали доктора, сделали ему несколько уколов и увели куда-то. Потом он вернулся. Ночью заморозка отошла, он стонал и нам мешал спать. Утром, ни с кем не попрощавшись, взвалил здоровой рукой два чемодана на спину и ушёл.

[1] Отдел детских дошкольных учреждений.

[2] Дивеевского района.