Средневековое городище на месте бывшего Саровского монастыря

Первое упоминание о древнем поселении, расположенном у места слияния рек Саровки и Сатиса, петляющих по северо-восточной окраине глухого массива некогда непроходимых Муромских лесов, встречается в документах I половины XVII столетия. В выписи из писцовой книги Афанасия Нармацкого и дьяка Макара Внукова 1614 — 1615 гг. сказано, что за служилым Османом мурзою Ивакаевым, сыном князя Акчюрина, числится «…меж Сарову и Сатису на устье на Борисовом городище… усадбища вместо пяти четвертей и бортной ухожей и надобной лес» [1].  В последующее столетие (с 1624 по 1730 гг.) это поселение фигурирует в многочисленных документах гражданского и монастырского делопроизводства под наименованием Старого городища [2], [3]. Старым городищем названо оно и в записках первостроителя Саровского монастыря иеросхимонаха Иоанна, датируемых 1708 — 1712 гг.: «…на тех городах от древних лет от неких человек устроены грады земляные, и около их глубокие рвы ископаны… Не известно бо есть, сие место и грады древле нарицахуся, но в нынешния времена и лета человены, которые то место ведающе — Старым Городищем,… иного же наречия никакого не имеется» [4]. Оставленное основателем Саровской пустыни первое описание памятника тем более ценно, что сделано оно было еще во времена «первобытной заброшенности», до начала активной хозяйственной деятельности на его территории, повлекшей последовательное уничтожение всех его земляных укреплений в последующий период. В его записках упоминаются и многочисленные находки, сделанные при вспашке земли на городище. Среди них — медные котлы, стрелы, сабли, копья, сустуги мордовские, каменные нательные кресты, а также один медный крест — энколпион. Не называя этническую принадлежность насельников поселения, Иоанн полагал, что некогда на месте монастыря стоял город «…царственнейший…паче прочих… аки бы стольный… бо сей град величайший окладом и в себе иные пределы си есть…».

Начиная с 40-х гг. XVIII столетия и вплоть до настоящего времени, сперва в документах монастырского делопроизводства, а затем и во многих исторических сочинениях, Старое городище на устье Саровки интерпретируется как татарский, эпохи Золотой Орды, город Сараклыч [5], [6], [7], [8]. Эта интерпретация древнего поселения зафиксирована в целом корпусе монастырских документов, связанных с разрешением земельных споров между монастырем и окрестными помещиками. Как правило, все эти документы устанавливают кровное родство прежних владельцев земельных угодий — татарских мурз, с легендарным первым владельцем Сараклыча .ханом Беханом, тем самым подтверждая неоспоримое право монастыря на принадлежащие ему земельные владения.

Самая ранняя редакция легенды о городе Сараклыч датируется 1747 г. [9] В ней сообщается, что во времена Дмитрия Донского царем Золотой Орды в город, стоящий при впадении р. Саровки в Сатис, ранее называемый Сатисо-Саровом, был послан татарский хан Бехан. Затем этот город получил название Сараклыч, а после ухода из него Бехана, «утесненного» войною Москвы с Казанью, был заброшен. Подобная версия, только в укороченном виде изложена в рукописном родословии князей Седехметевых [10].

Впервые Старое городище, под именем города Сараклыч, названо древним татарским поселением в записках послушника Саровского монастыря Афанасия Илларионыча, который проживал в Пустыни в период 1776 — 1789 гг. [[11]]. В описании Саровского монастыря игумена Маркеллина (1819 г.) конкретизировано время пребывания Бехана в Сараклыче — 1389 г. [[12]]

Законченную литературную форму предание об основании татарами в устье Саровки города Сараклыч приобрело в труде иеросхимонаха Порфирия о жизни и деятельности первостроителя Саровского монастыря, опубликованном в 1892 г. [[13]] По мнению Порфирия, сначала на монастырской горе стоял русский острог «среди подвластной мордвы». Затем, в 1298 г. его захватил татарский хан Бехмет, который заложил на его месте город Сараклыч.

Легенда о татарском городе на устье Саровки в редакциях Маркеллина и Порфирия была растиражирована во множестве изданий рубежа XIX — XX вв., посвященных канонизации святого Серафима и с этого времени прочно вошла в отечественную историографию.

Таким образом, предание о золотоордынском городе Сараклыч складывалось постепенно в течении XVIII — XX вв. И хотя нельзя отрицать в его глубинной основе зерна исторической истины, в целом же, его необходимо признать позднейшим новообразованием. К сказанному выше необходимо добавить, что город под таким названием неизвестен русскому летописанию, отсутствуют и упоминания о нем и в актовых материалах XIV — XV вв. Попытки некоторых исследователей отождествить древнее поселение на устье Саровки с Мангачем или с Алгашом, населенными пунктами «тянущими» к Н-Новгороду и фигурирующими в источниках XIV — XV вв. без каких-либо топографических привязок, кажутся недостаточно обоснованными [8].

Первое подробное описание взаиморасположения мысовых укреплений городища, их обмеры были выполнены безвестным автором еще в XVIII веке [14]. Около 1888 г., когда все мысовые укрепления были уже срыты при планировке монастырской территории, иеромонах Порфирий составил новое описание, которое расходится с более ранним в количестве линий укреплений [15]. В 1901 г. Старое городище посетил Нарцов А.Н., совершающий «археологическую поездку» по Темниковскому уезду [16]. В его записках приведено описание и обмеры сохранившейся восточной линии укреплений.

Изучение древнего поселения при устье Саровки археологическими методами началось с 1993 г., когда на его территории впервые были зафиксированы средневековые культурные напластования [17]. По результатам работ памятник был связан с культурой средневековой мордвы и получил официальное название — Саровское городище.

В настоящее время памятник находится в центре современного города (г. Саров Нижегородской области). При планировке улиц в 50-х гг. XX века была снесена последняя из сохранившихся восточная линия земляных укреплений, другие были разрушены ранее, еще при планировке строений Саровского монастыря в XVIII в. Однако, при комплексном анализе исторических источников, среди которых — документы монастырского делопроизводства, литературные сочинения, планы генерального межевания XVIII в., топосъемка части городской территории 1949 г., результаты археологической шурфовки, стало возможным реконструировать общую планировку и топографию городища.

Древнее поселение занимало верхнюю площадку узкого и длинного саблеобразного мыса у слияния рек Сатиса и Саровки, а также значительный участок прилегающей к нему высокой береговой террасы, высотой 10 —2 м (рис. 1). С запада, со стороны пологой части мыса, оно было защищено первой линией земляных укреплений, перерезающей мыс поперек. С востока оно охватывалось широкой дугой земляных укреплений пятой (четвертой по описанию иеромонаха Порфирия) линии, самой протяженной, длиной 1,4 км. Концы ее выходили к обрывам береговой террасы, служившими естественной защитой для поселения со стороны севера и юга.

Рис. 1. Ситуационный план Саровского городища (реконструкция) с указанием мест проведения археологических работ.

Объекты археологических работ 1993 г.:

1 — местонахождение на склоне монастырского мыса; 2 — яма у д. № 6 по ул. Пушкина; 3 — яма у д. № 14 по ул. Пушкина; 4 — шурф № 1; 5 — шурф № 2; 6 — шурф № 3; 7 — шурф № 4.

Объекты археологических работ 1994 г.:

8 — шурф № 1; 9 — раскоп 1.

Объекты археологических работ 1995 г.: 10 — шурф № 1.

11 — траншея на пр. Ленина; 12 — траншея на пр. Мира; 13 — яма в сквере на ул. Пушкина; 14 — раскоп II.

Объекты археологических работ 1996 г.: 15 -раскоп III; 16 — местонахождение на ул. Фрунзе.

 

Благодаря сохранившемуся проекту застройки части городской территории 1949 г., содержащему инструментальную съемку восточной линии укреплений, можно дать подробную ее характеристику. По форме она напоминала ломаную линию, состоящую из пяти прямых отрезков различной протяженности, соединенных короткими округлыми участками одну общую, вытянутую с севера на юг, полукруглую цепь, напоминающую некоторым авторам форму щита [18].18 В направлении северо-востока имелся, очевидно, единственный проезд (шириной около 30 м по съемке 1949 г.), через который в 80-х гг. XVIII в. проходила дорога в Саровский монастырь [19]. В период существования Саровского монастыря вал был прокопан в нескольких местах, о чем есть упоминания в документах XIX в. [20]

На плане 1949 г. помимо выше названного проезда вал рассечен еще в трех местах узкими прокопами, очевидно, позднейшего происхождения. По состоянию на 1949 г. вал восточной линии укреплений имел высоту 2 — 3,5 м, вершина его, шириной 3 — 4 м, была уплощена, ширина по подошве составляла 15 — 20 м. Ров, примыкающий к нему с восточной стороны, имел глубину в пределах 2 — 5 м и ширину — 12 — 20 м. Вблизи северного конца линии укреплений ров переходил в отвершек оврага, припойменное расширение которого, по плану 1783 г., было заболочено.

Внутреннее пространство городища было перегорожена еще тремя линиями валов и рвов так, что территория поселения представляла собой четыре изолированных укреплениями друг от друга площадки, которые в местной краеведческой литературе получили наименование «городов» [21]. Размеры этих площадок на мысовой части городища примерно одинаковы (первой и второй с запада — по 15 тыс. кв. м.. третьей — 20 тыс. кв. м). Четвертый «город», расположенный вне мыса на примыкающем к нему участке платформы береговой тер расы, имел значительно большие размеры по сравнению остальными (390 тыс. кв. м). Площадка его, вытянутая с севера на юг, посредине в широтном направлении разделялась на две приблизительно равные части небольшим ручьем, впадающим в Саровку по ее правому берегу. Площадь территории памятника, ограниченной крайними (западной и восточной) линиями укреплений, составляет 44 гектара.

Сложная планировка поселения сочетает в себе признаки как подчиненных рельефу местности мысовых городищ, так и не подчиненных рельефу — геометрических полукруглых, что, очевидно, отражает непростую историю его возникновения. По ряду признаков оно напоминает домонгольские городища Волжской Болгарии [22]. Городища такой площади исследователи болгарских древностей интерпретируют как феодальные замки или города [23], [24]. По данным Раппопорта П. А. городища со сложной многочастной планировкой появляются на Русской равнине не ранее X в. [25]

Археологическое изучение Саровского городища, проводившееся в течение четырех полевых сезонов с 1993 по 1996 гг., включало в себя выявление местонахождений, изучение имеющихся обнажений культурного слоя, разведочную шурфовку, а также проведение стационарных раскопок на больших площадях. По состоянию на 1997 г. на памятнике зафиксировано и обследовано 2 местонахождения средневековой керамики, 4 искусственных обнажения, заложено 6 разведочных шурфов, общей площадью 26 кв. м, и три раскопа. Общая вскрытая и изученная раскопками площадь составляет 406,5 кв. м.

Городская застройка площадки памятника явилась основной причиной неравномерности изученности его территории. Разведочной шурфовкой охвачены все площадки между линиями укреплений городища кроме второй (с запада), занимающую восточную часть территории Саровского монастыря, где исследования были ограничены изучением обнажения и местонахождения средневековой керамики. Мысовая часть площади которой перекрыта асфальтом и насыщена различными подземными коммуникациями, изучена хуже, чем территория большого четвертого «города», где во дворах жилых домов и по береговым заселенным склонам р. Саровки сохранились открытые доступные для исследования участки. Однако, применение комплексной методики, сочетающей различные виды археологических работ, позволяет охарактеризовать топографию и стратиграфию культурных напластований памятника в целом [26].

Очевидно, освоение территории городища началось с его западной мысовой части. Здесь, на площадке между первой и второй линиями укреплений (в первом «городе») в шурфе были найдены малочисленные фрагменты «сетчатой» керамики железного века Судя по тому, что малочисленные материалы VII в. до н. э. — IV в. н. э. были обнаружены в одном стратиграфически нерасчленяемом слое, насыщенном фраг ментами лепной шамотной керамики, датированной в пределах периода конца I — начала II тыс. н. э., древнейший культурный слой был разрушен еще в эпоху средневековья.

Средневековые культурные напластования, обнаружении во всех частях памятника, сходны между собой по характеру грунта, включениям мелких угольков, мощности, по преобладающим типам массового керамического материала, их количественному соотношению и различаются на площадках различных «городов», главным образом, лишь по степени переотложенности в позднейший период XVIII — XX вв. Средневековый культурный слой представляет собой темно-серую супесь, достаточно плотную, насыщенную мелкими угольками. Он лежит на материковом основании в виде песка или доломитовой муки. Мощность его варьирует в пределах от 5 до 35 см с характерным значением 20 — 25 см. В первом «городе», в западной части бывшей монастырской территории, по данным шурфовки он сохранился в непотревоженном состояние под 90-сантиметровой толщей напластований XVIII — XX вв. Во втором и третьем «городах» он был зафиксирован лишь в полностью переотложенном состоянии. На открытых площадках большого четвертого «города» средневековый культурный слой, как правило, частично переотложенный на глубину 10 — 15 см в позднейший советский период, лежит на песчаном материке сразу под дерном.

Шурфовка и обследование обнажений на внешних примыкающих к границам городища участках показали, что с западной стороны средневековый культурный слой в переотложенном виде распространяется за пределы укреплений, тогда как с восточной — ограничивается линией пятого вала [27]. Возможно, с западной стороны к укреплениям городища примыкало небольшое, судя по топографическим особенностям местности, открытое поселение (селище), располагавшееся у стрелки на пологой части монастырского мыса.

Результаты археологической шурфовки показали, что в эпоху средневековья все участки памятника, разделенные укреплениями, осваивались приблизительно в один и тот же достаточно короткий промежуток времени. Об этом, кроме хронологической однородности обнаруженных вещевых материалов, незначительной мощности слоя, свидетельствует полное отсутствие взаимопересечений многочисленных ям различных конструкций, обнаруженных на раскопках. Таким образом, не принимая во внимание позднейших напластований монастырского и советского периодов, малочисленных материалов железного века, по результатам проведенных исследований Саровское городище можно рассматривать как однослойный памятник эпохи средневековья.

В 1994 — 1996 гг. стационарные раскопы были заложены на территории самого большого четвертого «города» недалеко от обрывистого склона правого коренного берега р. Саровки поблизости от русла впадающего в нее ручья.

Первый, больший по площади, раскопанный здесь участок (общая площадь заложенных на нем раскопов I и II — 353 кв. м) располагался на правом берегу ручья в 100 м от его устья. Объекты, вскрытые здесь, в целом, можно охарактеризовать, как ремесленно — бытовой комплекс. В него вошли одна жилая и одна производственная постройки, шесть отдельно стоящих печей многофункционального применения, небольшая глинобитная площадка для обжига керамики, яма — хранилище глинистого сырья для изготовления керамической посуды, зольники.

О жилищах местных насельников дает представление постройка полуземляночного типа, остатки которой были исследованы в 1994 г. [28] Жилой объем ее представлял собой подквадратный в плане котлован с размерами 3,8 х 4 м и с максимальной глубиной 70 см от поверхности непотревоженного материка. Котлован постройки своими бортами был ориентирован по сторонам света и имел выступ по западной стенке, где был устроен вход, перекрытый небольшим навесом (судя по следам от опорных столбиков, обнаруженных за периметром бортов котлована с западной стороны). Центральная часть дна котлована представляла собой широкий материковый останец с неровной поверхностью, имеющей заметный уклон в восточном (противоположном от входа) направлении. Между останцем и северным и южным бортами котлована располагались два спуска — прохода с оплывшими ступенеобразными перепадами, которые расширялись и удлинялись по мере спуска вниз. Северный спуск подводил к очагу в северо-восточном углу котлована, сооруженному на материковой полке-ступеньке, примыкающей к северному борту ямы постройки. Очажная яма, глубиной 40 см, имела подпрямоугольную форму со скругленными углами с приустьевым выступом по южной стороне. Ее размеры 70 х 65 см. Стенки очажной ямы шмели небольшой наклон внутрь, особенно заметный в их верхней части, и были обожжены. Плоское материковое дно ее, также со следами прокала, было перекрыто тонкой прослойкой угольков и золы. С южной стороны к очагу примыкала небольшая предочажная яма. Южный спуск подводил к пристенной материковой полке, шириной 70 и длиной 140 с у южного борта котлована. Четыре столбовые ямы, перерезающие стенки котлована, очевидно, представляют собой следы опорных столбов, поддерживающих кровлю постройки, которая была выполнена в виде навеса. Явных следов наземных стенок постройки обнаружено не было. Однако по концентрации обожженных фрагментов глиняной обмазки со следам пережженной соломы в районе постройки, можно предположить существование горизонтальных стенок, вынесенных за периметр котлована сооружения.

В грунте заполнения ямы постройки были обнаружены находки: бронзовая узколопастная сюльгама, фрагмент железного пластинчатого загнутоконечного браслета орнаментированного зигзагом, железная пряжка с круглой рамкой, точильный камень и два небольшие бронзовых слитка аморфной формы. Поблизости от постройки была собрана целая коллекция керамических пряслиц, которая характеризует одно из домашних производств местного населения.

Вскрытый раскопом II производственный комплекс позволяет уверенно говорить о работе на городище и специалистов — ремесленников.

Особую роль на поселении, возможно, играло изготовление изделий из цветных металлов. Вблизи самого берега ручья были исследованы остатки постройки литейной мастерской [29]]. Материковый котлован сооружения, глубиной 1,1 м имел форму овала, вытянутого с юго-запада на северо-восток, размерами 3,3 х 2,4 м. Стенки котлована наклонны, дно ровное с небольшим уклоном в северо-западном направлении. Вход в постройку располагался с юго-западной стороны в 1 мот обрывистого берега ручья. Он был оформлен в виде вынесенной за периметр котлована подпрямоугольной выемки, размерами 40 х 40 см, переходящей в трехступенчатый спуск, вырезанный в наклонной стенке ямы сооружения. С противоположной стороны на деревянном перекрытии, опорные столбы которого были врезаны в наклонную часть северной стены котлована, была сооружена глинобитная печь. Судя по большому объему грунта из ее развала, содержащему как почти совсем непрокаленную пластичную глину, так и шлакированную печину, можно предположить, что она имела толстые стенки и под при небольшом размере камеры, сооруженной при помощи прутьевого каркаса. Устье печи, очевидно, было ориентировано на юг. Постройка имела наземные плетнеобразные стены. Следы их опорных столбиков в виде округлых ямок, диаметром по 8 см, были прослежены вдоль всего периметра верхнего края котлована с наружной стороны на расстоянии 7 — 10 см от последнего. Кровля постройки типа навеса опиралась на четыре опорных столба диаметром по 12 — 20 см.

В нижнем слое заполнения котлована постройки под печным развалом обнаружено 12 фрагментов керамических цилиндрообразных тиглей с характерным скошенным наружу верхним краем. Один из обнаруженных фрагментов на внутренней стороне имел следы расплавленной бронзы, другой — серебра. В этом же слое, связанном с функционированием постройки, обнаружено несколько аморфных слитков оловянисто — свинцового сплава, уплощенное битрапециевидное керамическое пряслице и два железных неопределенных предмета, напоминающих по форме обломки инструментов.

Об изготовлении на городище изделий из цветных металлов свидетельствуют и некоторые находки, не связанные планиграфически с выше описанной постройкой. В первом «городе», в западной части бывшей территории Саровского монастыря в шурфе в средневековом слое был обнаружен фрагмент опоковой литейной формы для отливки оловянного бисера, а на раскопе II — заготовка бронзовой кольцевой сюльгамы и билоновая уплощенная кольцеобразная фибула с рельефно орнаментрованными концами, представляющая собой литейный брак.

Невдалеке от котлована литейной мастерской, тоже на правом берегу ручья, впадающего в р. Саровку, в четвертом «городе» были расчищены и исследованы остатки пяти отдельно стоящих печей. Следов срубных или столбовых конструкций рядом с ними обнаружено не было. Примыкание к некоторым печам зольных ям, обнаружение у одной из них следов легкой кровли типа навеса (на четырех столбиках, диаметром по 8 — 15 см) свидетельствует скорее всего о том, что они были вынесены за пределы построек и, возможно, даже удалены от них. Основой конструкции всех печных сооружений служила грушеобразная или трапециевидная по форме материковая яма со ступенеобразным двухуровневым дном. Она предназначалась как для установки самой печи, так и для ее обслуживания. В расширенной части ямы, над основным ее углублением сооружалась глинобитная с включением камней камера печи на деревянном перекрытии из жердей или плашек. В трех сооружениях концы перекрытия были врезаны в материковые борта ямы, в одном — они опирались на узкую материковую полку. Деревянное перекрытие в одном из печных сооружений имело столбовой опечек. Дно обуженной части ямы, как правило, представляло собой прямоугольную в плане площадку, замощенную камнями и приподнятую над дном основного углубления на 30 — 70 см. Размеры ям различны, от 100 х 160 см до 180 х 280 см. Ориентированы они, преимущественно, меридианально.

Судя по находкам из грунта заполнения ям, большинство печей имели многофункциональное применение. Две из них, расположенные рядом друг с другом, скорее всего, служили для обжига керамической посуды. В непосредственной близости от них была обнаружена яма, заполненная глинистым сырьем. Яма имела форму квадрата со стороной 70 см, углы ее были скруглены. Глубина ямы 30 см. Песчаные стенки я были укреплены вертикально воткнутыми колышками, а сама она — перекрыта навесом. Рядом с ней, судя по столбовым ямам, была сооружена скамья, возможно, для просушки или лепки керамических изделий. Все деревянные конструкции вблизи ямы погибли в результате пожара.

В 1996 г. начаты раскопки на большом открытом участке по левому берегу ручья. Здесь, в 50 м южнее раскопа II, в одной сетке квадратов с ним был заложен небольшой разведочный раскоп общей площадью 27,5 кв. м. Судя по обнаруженному здесь погребению, по особенностям культурно слоя (к которым кроме включений мелких кальцированных костей следует отнести отсутствие в последнем мелких фрагментов печины и обожженной глиняной обмазки, а также крупинок минеральной охры, характерных для напластований всех обследованных площадок городища) исследованный участок можно охарактеризовать как часть средневекового некрополя.

Обнаруженное погребение, в целом, можно определить как коллективное со смешанной погребальной обрядностью.

Устройство погребального сооружения можно реконструировать следующим образом. Конструкция нижней, подземной его части напоминала постройку земляночного типа. Основой ее служил котлован, форма которого соответствовала равносторонней трапеции с высотой 170 см и с длинами оснований 150 и 190 см. Своей высотой она была ориентирована почти вдоль меридианального направления, а большим ее основанием служила линия южного борта котлована. Глубина котлована относительно уровня поверхности непотревоженного материка 130 см, а относительно уровня древней дневной поверхности — около 140 — 145 см. В котлован был врезан деревянный каркас, состоящий из четырех угловых столбов диаметре по 25 — 28 см, вкопанных в его материковое дно на 10 см, и горизонтальной обшивки. Промежуток между деревянной обшивкой и материковой стенкой котлована был забит материковым грунтом.

На дне котлована по обряду вторичного трупоположения были погребены останки трех человек — девочки 5-7 лет й двух взрослых женщин. Детский костяк был выделен среди прочих. В отличии от двух других, небрежно брошенных прямо на материковое дно, он был уложен на подстилку из ткани. С ним связан погребальный инвентарь, отсутствующий у останков других погребенных. Под остатками тканевой подстилки вблизи от тазовых костей на материке был обнаружен железный слабоизогнутый серп с петлей на конце рукоятки. Обломанным концом лезвия он был ориентирован на север. В различных частях костяка были обнаружены многочисленные фрагменты бронзовой обмотки пулокери в виде полоски шириной 2 мм. На черепе вблизи темени найдена смятая бронзовая пластинка прямоугольной формы, зазубренными краями напоминающая фрагмент стенки бронзового сосуда, а на плечевой кости — бронзовая треугольная привеска. Преднамеренное придание костяку определенного положения (позы) явно не прослежено. Судя по обгоревшей лучевой кости останки погребенной были предварительно обожжены в пламени, а после их укладки на дно ямы погребального сооружения — слегка присыпаны угольками [30]. Для их укладки в верхней части западного борта котлована вблизи юго-западного угла был сооружен ступенчатый спуск до глубины 60 см.

Детский костяк — единственный полный. Два других представляют собой останки с двух сторон обрубленных тел. Скорее всего, они являются следами человеческого жертвоприношения, которым сопровождалось погребение ребенка.

На дне котлована с северной стороны в специальном продолговатом углублении была оставлена погребальная пища. Затем дно котлована вместе с останками погребенных было присыпано на 30 — 40 см материковым грунтом. Засыпка сопровождалась сбросом в котлован останков ритуальных тризн, следы которых в виде тонких хаотично расположенных углистых прослоек, содержащих небольшое количество кальцированных костей и мелких фрагментов керамики, были встречены при разборке этого слоя.

На высоте около 100 см над уровнем дна котлован был перегорожен настилом. На его поверхность с северо-восточной стороны были ссыпаны остатки человеческого трупосожжения (если судить по характеру сопровождающего инвентаря, скорее женского). С трех сторон, с севера, запада и юга края настила, который располагался на глубине около 40 см относительно дневной поверхности, были присыпаны материковым грунтом из выброса котлована. Впоследствии, после обрушения перекрытия остатки трупосожжения образовали углисто-золистую неоднородность, насыщенную пережженными костями, внедренную в этот слой, также испытавший деформацию. С трупосожжением связан следующий инвентарь, обнаруженный при расчистке пятна углисто-золистой неоднородности: двурамчатая бронзовая пряжка с железным язычком (часть ее рамки не сохранилась, торцы разрыва оплавлены), бронзовая кольцевая сюльгама (с диаметром дужки 25 мм), конусовидный свинцовый грузик, каменная зернотерка, керамическое овальное пряслице, а также большой фрагмент переобожженного горшка приземистых пропорций с характерным ребром по тулову, изготовленного лепным способом.

Погребальное сооружение, вероятно, имело наземную часть, которая, возможно, представляла собой небольшой сруб, опирающийся на торцы угловых столбов внутримогильного каркаса. Подобные надмогильные срубы на мордовских кладбищах известны по письменным источникам XVIII вв. [31] Следы деревянных надмогильных сооружений археологически зафиксированы на мордовском Безводнинском могильнике конца V — начала VIII вв. [32]

Возможно, внутрь сруба ссыпались остатки других трупосожжений, что имело место в «домике мертвых», обнаруженном Третьяковым П.Н. на позднедьяковском Березняковском городище [33]. Верхний слой заполнения котлована погребального сооружения, а также перекрывающие его напластования были насыщены мелкими неподдающимися учету кальцированными костями, не образующими заметных скоплений. Одна из шести отобранных из этих слоев костей по заключению проведенной по судебно-медицинской методике экспертизы (с привлечением эмиссионного спектрального анализа) была определена как человеческая.

Присутствие в верхнем слое заполнения котлована останков человеческих трупоссожжений косвенно подтверждается обилием обнаруженных в нем находок, многие из которых имеют следы обожжения. Среди них выделяется бронзовая зооморфная накладка, выполненная в виде фантастического животного. (Рис. 2—3). Из приоткрытой широкой пасти зверя высовывается рогообразно загнутый «язык». По стилистике и качеству детализации фигурка заметно отличается от широко известных вотивных изображений, распространенных у финно-угорских народов в период железного века и раннего средневековья. Кроме нее в слое обнаружены железные кольцо и кресало, стеклянная треугольная вставка в бронзовой оправе от витого бронзового браслета, игральная кость, костяная муфта от рукоятки ножа, фрагмент орнаментированной костяной шестигранной рукоятки, фрагмент керамического пряслица из стенки сосуда, а также несколько фрагментов орнаментированных росписью по охристому покрытию лепных сосудов, очевидно, ритуального предназначения.

Рис. 2. Бронзовые изделия из раскопок Саровского городища.

1-2 — сюльгамные связки; 3 — зооморфная фигурка

Надземная деревянная часть погребального сооружения, вероятно, сгорела, о чем свидетельствуют крупные фрагменты обгоревших деревянных плашек и скопления древесных углей, концентрирующихся у верхней поверхности верхнего слоя заполнения его котлована.

Вокруг погребального сооружения была устроена деревянная ограда, опорные столбы которой по мере их изнашивания заменялись на новые. Вход в наземную часть сооружения, скорее всего, располагался с северо-восточной стороны и был оформлен в виде небольшого навеса. С погребением, очевидно, были связаны кострища, угленасыщенные линзообразные углубления которых были зафиксированы вблизи углов сооружения.

Каждая из стратиграфически разделенных групп находок из грунта засыпки погребения может быть датирована в пределах XII — XIII вв. К датирующим находкам относятся: в первой группе — фрагменты бронзовой полоскообразной обмотки-пулокери, во второй — кольцевая сюльгама и двурамчатая бронзовая пряжка, в третьей — стеклянная вставка от витого бронзового браслета. Датировку погребения в выше названных пределах подтверждает и лопастная сюльгама, обнаруженная поблизости от него под слоем материкового выброса из котлована.

Характерной чертой исследованного погребения является его определенная анахроничность, которая проявляется, прежде всего, во множественных следах культа огня. Черты архаики присущи н обнаруженному в нем слабоизогнутому серпу. Неординарность погребения, особое ритуальное значение, которое оно имело, может быть обусловлено его расположением внутри валов городища, то есть на территории единовременного ему поселения [34].

Комплекс вещевых находок, датирующих городище, достаточно разнообразен. Среди ювелирных украшений преобладают сюльгамы двух основных типов — кольцевые и лопастные. (Рис. 2—1, 2). У 70% из них (общее количество обнаруженных на памятнике сюльгам — 38 экземпляров) дужка имеет небольшие размеры, не превышающие 25 мм. Изделия из Цветных металлов представлены также бронзовыми спиральными со срединным расширением перстнями, спиральными пронизками, шарообразной пуговицей, штифтовой орнаментированной бляшкой, массивным двускатным браслетом из билона, фрагментами медных котелков. Среди железного инвентаря — ножи (особый интерес представляет двулезвийный складной нож с бронзовым шарниром, тип которого известен по раскопкам Новгорода Великого и датируется в пределах периода конца XI — начала ХШ вв. [35]), фрагмент проушного широколезвийного с выемкой и шипом по заднему краю клинка топора, ключи от цилиндрических замков (типов Б и В2 по Новгородской классификации) разнообразные пряжки, ромбовидная штифтовая накладка, овальное двулезвийное кресало, колчанный крючок с подвижным колечком (по раскопкам Биляра подобные крючки датируются X — XIII вв. [36]). Единственный обнаруженный на городище железный наконечник стрелы — черешковый ромбовидный с упором и с расширением в нижней трети длины пера, с пропорцией последнего близкой к 1/2, относится ко второму варианту наконечников «гнездовского» типа и датируется в пределах периода второй половины XI—XIV вв. [37]

К комплексу датирующих находок относится и бочкообразное пряслице из розового шифера.

Керамическая коллекция, собранная на памятнике, насчитывает 7300 фрагментов минимум от 370 различных сосудов, выделенных по особенностям формовки верхних частей. Формы 18 из них полностью реконструированы.

На городище преобладает лепная керамика (92,7%) с примесью шамота, имеющая многочисленные аналоги в керамических комплексах мордовских памятников XII — XIII вв. (Рис. 3).

Рис. 3. Реконструированные формы лепной керамической посуды из раскопок Саровского городища

По характеру примеси, качеству обработки внешней поверхности, степени обжига она, в основной своей массе, расчленяется на две основные группы.

Первая из них характеризуется наличием в керамическом тесте сосудов высококонцентрированной (взятой в соотношении ½ — 1/3) примеси крупного шамота, с размером зерна до 3 — 3,5 мм, из-за чего их поверхность выглядит неровной и бугристой. Обжиг сосудов первой группы заметно менее качественен, нежели сосудов второй группы. Внешняя поверхность заглажена, как правило, небрежно, профилировка тулова заметно асимметрична. Ассортимент керамических форм представлен сосудами баночных пропорций, чашами, преимущественно усеченно-сфероконических форм, сковородами и горшками. Последние, по отношению максимального расширения тулова к высоте, разделяются на два варианта. К первому относятся горшки приземистых пропорций с отношением Дт/Н = 1,3 — 1,38. Ко второму — сосуды достаточно стройных очертаний с Дт/Н=1,02 — 1,07. Тулово горшков обоих вариантов имеет характерное ребро, расположенное, как правило, в верхней трети высоты сосуда.

Вторая группа лепной керамики характеризуется присутствием в керамическом тесте сосудов мелкозернистого шамота с размером зерна до 2 мм и более качественным заглаживанием внешней поверхности. Ассортимент сосудов включает в себя чаши, преимущественно усеченно-конической формы, острореберные миски и горшки невысоких пропорций (первого варианта). Некоторые миски и горшки имеют налепные ушки. Внешняя поверхность незначительного количества сосудов этой группы (менее 1%) была подлощена, а у 7% — окрашена минеральной охрой. Судя по массовым находкам фрагментов последних в верхнем слое описанного выше погребения, они имели ритуальное предназначение. Поверхность сосудов этого типа иногда орнаментировалась росписью.

К характерным датирующим признакам комплекса лепной керамики с Саровского городища следует отнести следующие:

— полное отсутствие фрагментов рельефно-орнаментированных сосудов;

— преобладание керамических форм с характерным ребром по тулову, расположенном в верхней трети общей высоты сосуда;

— преобладание керамики с примесью мелкозернистого шамота — 61,4% (для памятников XIV в. и более поздних характерно обратное соотношение, так для Итяковского городища XIV — XVI вв. доля керамики с грубой примесью — 76,9 % [38]).

Кроме зерен шамота в лепной керамике использовались примеси толченой раковины, песка, органических веществ, а также доломитовой крошки. Однако, доля керамики с этими примесями составляет всего 2%.

Характерной особенностью керамического комплекса городища в целом является присутствие в нем определенного количества круговой коричнево-красной керамики болгарского типа. Тесто этих сосудов — тонкое, хорошо отмученное. Большинство обнаруженных фрагментов на своей поверхности сохранили следы лощения (преимущественно горизонтального и перекрестного). Фрагменты днищ имеют следы подсыпки, свидетельствующие об изготовлении сосудов на ручном круге. Среди встреченных керамических форм — горшки, миски, чаши. В целом, комплекс болгарской керамики характерен для сельских поселений Волжской Болгарии домонгольского периода. Некоторыми своими особенностями она напоминает гончарную керамику пензенских памятников болгарского типа. Так, чашевидный сосуд, форма которого была полностью реконструирована, известен по раскопкам Золотаревского городища [39].

На Саровском городище гончарная керамика болгарского Типа X — XIII вв. обнаружена на различных участках самого большого четвертого «города». Встречена она и в шурфе в первом, самом западном «городе». Доля ее в керамическом комплексе памятника 7%.

Кроме гончарной болгарской керамики на памятнике обнаружено незначительное количество (19 фрагментов) остатков древнерусской гончарной посуды. Древнерусская керамика представлена фрагментами от двух горшков, форма одного из них была реконструирована. По орнаменталистике (двурядная волна и зонный линейный орнамент), формам венчиков, общим пропорциям они могут быть датированы домонгольским периодом.

Выше описанный керамический комплекс мог сложиться в пределах периода XII — первой половины XIII вв. По имеющимся материалам этим же периодом можно датировать и средневековый культурный слой памятника.

Гибель поселения на месте Саровского городища произошла, скорее всего, в результате вражеского нападения. При раскопках ремесленно-бытового комплекса на первом участке четвертого «города», на раскопе II в 1995 г., в непотревоженных позднейшими перекопами напластованиях были обнаружены незахороненные человеческие останки в виде разрозненных и фрагментированных костей. Некоторые из них имели отчетливые следы ударов рубяще-режущего оружия. В огне пожара погибли почти все обследованные конструкции и постройки.

Последнее обстоятельство, наличие сложной системы укреплений, частично подчиненных рельефу местности, границы датировки культурных напластований, в известной мере, сближают Саровское городище с памятниками болгарского типа пензенской группы, жизнь на которых пресеклась во время татаро-монгольского нашествия. Однако, явное преобладание на них гончарной болгарской керамики над лепной мордовской (процентное содержание которой оценивается для Золотаревского городища в 2,5%, для Юловского — 5 — 7% [40], [41]) ограничивают эту близость в пределах географии и хронологии.

Саровское городище является крупнейшим из известных мордовских поселений домонгольского периода. Крайне интересной и важной задачей является установление его социально-экономического статуса. Решение этой задачи, очевидно, станет возможным только при увеличении исследованной площади памятника. Однако, уже сейчас можно отчетливо сформулировать присущую ему совокупность признаков, которая выводит его за рамки известных мордовских городищ — твердей. Это:

— исключительно большая площадь поселения и соответствующая ей площадь распространения культурных напластований, что свидетельствует об активном освоении всей его территории (при очевидной невысокой плотности застройки);

— наличие сложной системы укреплений, отражающtй, вероятно, рост укрепленной площади поселения и напоминающей структуру «детинец — посад» русских городов;

— явно выраженные следы активной и разнообразной ремесленной деятельности (кроме обработки цветных металлов насельники городища, очевидно, судя по обнаруженным крице и костяным заготовкам, занимались железоделательным производством и косторезным ремеслом);

— обнаружение керамики болгарского типа, изделий древнерусского ремесла отражает торгово-экономические связи местных насельников с Русью и Волжской Болгарией, а. возможно, даже и полиэтнический состав населения городища;

— наличие религиозно-культурного центра, чем, вероятно, являлся обнаруженный некрополь, отделенный от остальной части поселения водной преградой, но входивший в его планировочную структуру.

Как известно, период предшествовавший татаро-монгольскому нашествию характеризовался консолидацией разрозненных мордовских племен, сложением в их среде государственных феодальных отношений. В это время в Мордовской земле русское летописание зафиксировало существование оформившегося княжеского удела — Пургасовой волости [42]. Сложение его территории как территории государственной неминуемо должно было привести к установлению более отчетливой социально-экономической иерархии существующих здесь поселений.

На юге Нижегородской области и в Мордовии Мартьяновым В.Н. локализована территория, насыщенная археологическими памятниками, единовременными Саровскому городиoу [43]. Среди них есть несколько могильников, селища, небольшие по площади городища — убежища. Район их расположения связывается исследователем с летописной Пургасовой волостью. Можно предположить, что Саровское городище, территориально входящее в эту область, являлось основным поселением этой территории, ее административно — военным и ремесленно — торговым средоточием, зарождающейся столицей формирующегося феодального государства — волости инязора Пургаса.

 

[1] ЦГА МР, ф. I, он. I, ед. хр. 95, л. 31.

[2] ЦГА МР, ф. I, оп. I, ед. хр. 57, л. 41.

[3] ЦГА МР, ф. I, оп. I, ед. хр. 57, л. 4.

[4] Иоанн (иеросхимонах). Сказание о первом жительстве монахов и о построении церкви Пресвятыя Богородицы, Живоносного Ея Источника, в пустыне, на Старом городище, где ныне стоит общежительная Саровская пустынь. // Известия Тамбовской ученой архивной комиссии, вып. 49, Тамбов, 1904, с. 4 — 6.

[5] Чичагов С. Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря. СПб., ч. I., 1903, с. 7.

[6] Кузнецов С.К. Русская историческая география. М., вып. I, 1910, с. 101.

[7] Орлов А.М. Мещера, мещеряки, мишаре. Казань, 1992, с. 14.

[8] Баязитов Р.Ж., Макарихин В.П. Восточная Мещера в средние века. Н. Новгород, 1996, с. 67.

[9] ЦГА МР, ф. I, оп. I, ед. хр. 101, л. 2.

[10] ЦГА МР, ф. I, оп. I, ед. хр. 35, лл. 123, 123   об., III.

[11] Записки Афанасия Илларионовича // Известия Тамбовской ученой архивной комиссии, вып. 49, Тамбов, 1904, с. 165.

[12] Маркеллин. Краткое историческое описание Саровской Пустыни, с начала заведения и до нынешнего 1819 года, выбранное из разных историй, указов и благословенной грамоты, хранящейся в оной Пустыни. М., 1819, с. 5.

[13] Порфирий. Житие и подвиги иеросхимонаха Иоанна, основателя Саровской Пустыни. Муром, 1892, с. 9 -10.

[14] ЦГА МР, ф., I оп. I, ед. хр. 35, л.л. 175, 175 об.

[15] ЦГА МР, ф. I, оп. I, ед. хр. 1092, л.л. 110 — 113.

[16] Нарцов А. Н. Археологическая поездка по Темниковскому уезду в августе 1901 года // Известия Тамбовской ученой архивной комиссии, вып. 46, Тамбов, 1902.

[17] Грибов Н.Н. Отчет о работе разведотряда экспедиции Нижегородской археологической службы в исторической части г. Арзамаса-16 Нижегородской области в 1993 году // Архив института археологии РАН, рукопись.

[18] ЦГА МР, ф. I, оп. I, ед. хр. 1092, л. III об.

[19] РГАДА, ф. 135, оп. 491, ч. I, ед. хр. 1241.

[20] ЦГА МР, ф. I, оп. I, ед. хр. 991, л.л. 3 — 6.

[21] В позднейшем описании городища (1888 г. — ЦГА МР, ф. I, оп. I, ед. хр. 1092, л.л. III, III об.), взятом за основу для реконструкции топографии укреплений в ряде авторских пуб-ликаций (см.: Грибов Н.Н. Саровскоегородище. Саров, 1996), опущено описание одной из мысовых линий укреплений, проходившей посередине территории Саровского монастыря возле алтарной части Преображенской церкви, обмеры которой приведены в сохранившимся рукописном документе XVIII века (ЦГА МР, ф. I, оп. I, ед. хр. 35, л. 175) и упоминаются в более раннем описании городища Маркеллина 1819 г. Вероятно, чтобы согласовать свое видение ситуации с записками первостроителя иеросхимонаха Иоанна — начала XVIII в. Порфирий, автор описания 1888 г., помещает первый (самый западный) «город» на стрелку рек Саровки и Сатиса до первой линии укреплений, а второй — распространяет сразу на два замка (на первый и средний по запискам Иоанна). Уже Мар-келлин отмечал в 1819 г., что мысовые укрепления постепенно «заглаживаются». Поэтому в 1888 г. Порфирию для их описания, очевидно, пришлось воспользоваться чьими-то воспоминаниями минимум 70-летней давности.

[22] Губайдуллин А.М. Булгарские городища XIII — XIV вв. в Предволжье // Историко-археологическое изучение Поволжья. Йошкар-Ола, 1994, с. 112.

[23] Фахрутдинов Р.Г. Очерки по истории Волжской Булгарии М, 1984; Фахрутдинов Р. Г. Классификация и топография булгарских городищ // Советская археология, 1990, №4.

[24] Калинин Н.Ф., Халиков А.X. Итоги археологических работ КФАН СССР за 1945 — 1952 гг. // Труды КФАН СССР// Серия гуманитарных наук, Казань, 1954, с. 104.

[25] Раппопорт П.А. Очерки по истории военного зодчества Северо-Восточной и Северо-Западной Руси X — XV вв. М.-Л. 1961, с. 24.

[26] О применении комплексного метода археологических исследований на примере изучения топографии культурных направлений Н-Новгорода: Гусева Т.В. Культурный слой Н -Новгорода как исторический источник // Нижегородские исследования по краеведению и археологии. Н -Новгород, 1966, с. 30.

[27] Иванова Н.В. Отчет об археологической разведке в 1995 г. на территории г. Арзамас-16 Нижегородской области // Архив института археологии РАН, рукопись.

[28] Грибов Н.Н. Раскопки на городище Саровском // Археологические открытия 1994 года М., 1995, с. 84.

[29] Грибов Н.Н., Иванова Н.В. Археологические работы на Саровском городище // Археологические открытия 1995 года. М, 1996, с. 118.

[30] Обычай очищения праха умерших огнем у финно-угорских народов описан в работе: Горюнова Е. И. Об этнической принадлежности населения Березняковского городища // КСИИМК, 1956, № 65, с. 25.

[31] Документы и материалы по истории Мордовской АССР, т. 2. Саранск, 1940, с. 290.

[32] Краснов Ю.А. Безводнинский могильник. М,. 1980, с. 19—21.

[33] Третьяков П.Н. К истории племен верхнего Поволжья в I тысячелетии н. э. // М., МИА, № 5, 1941, с. 61.

[34] Об особой роли погребений, расположенных на территории поселений как усыпальниц почитаемых членов родовой общины у финно-угорских народов: Горюнова Е.И. Об этнической принадлежности населения Березняковского городища // КСИИМК, 1956, № 65, с. 29.

[35] Колчин Б.А. Железоообрабатывающее ремесло Новгорода Великого. //МИА, №65, М., 1959, с. 56.

[36] Культура Биляра: булгарские орудия труда и оружие X — XIII вв. М., 1985, с. 142.

[37] Медведев А.Ф. Ручное метательное оружие // САИ, Е1-36. М., 1966, с. 65.

[38] Гришаков В.В. Керамика XIV—XVI вв. Итяковского городища // Древние поселения Примокшанья. Саранск, 1992, с. 126.

[39] Полесских. М. Р. О культуре и некоторых ремеслах обулгаризованных буртас // Из истории ранних булгар. Казань, 1981, с. 58, рис. I — № 4.

[40] Там же, с. 57.

[41] Полесских М. Р. Находки на Юловском городище XI — XIII вв. // Вопросы древней и средневековой археологии Восточной Европы М., 1978, с. 243.

[42] ПСРЛ, М.-Л., т. I, вып. 2, 1927, с. 451.

[43] Мартьянов В. Н. Археологическая разведка в Мордовской АССР и южных районах Горьковской области // Материалы по археологии Мордовии. Саранск, 1976, с. 157.

 

Статья опубликована в сборнике: Древности Нижегородского Поволжья. Выпуск I. Н. Новгород, 1997, стр. 31-58.