К публикации подготовили М.А. Власова, Ал.А. Демидов, А.М. Подурец и А.И. Рыжов

 

Моя сестра Анна Ивановна и её муж Георгий Павлович Бахтин жили в селе Больше-Михайловском, работали в школе. Георгий Павлович был директором школы, преподавал математику, а сестра преподавала русский язык и литературу. Весной 1930 года они решили уехать под Благовещенск в село Тамбовку, им было предоставлено место в школе села. Сестра Лида после окончания школы в 1930 году, ей уже исполнилось 18 лет, уехала в Москву и поступила в Тимирязевскую академию. А в 1931 году Лида заехала на каникулы к сестре в Тамбовку по пути в Москву. Я из-под Владивостока с берегов Амурского залива тоже заехал в Тамбовку, и мы уже вместе с Лидой поехали в Москву. К этому времени я скопил 750 рублей. Оклад в ту пору у меня был 135 рублей, тогда это были очень большие деньги. Мы ехали на поезде Владивосток — Москва примерно две недели. Это был сентябрь 1931 года.

К.И. Панёвкин

И вот я в Москве. Я опоздал к приёму документов в ВУЗ, и мне пришлось идти работать. Первое время я жил в общежитии в одной комнате с девками, где устроилась Лида. Вскоре я нашёл квартиру в соломенной сторожке в Петровско-Разумовском. Я поступил электромонтёром в Комэнергострой по электрификации жилых домов в Подлипках. Там тогда строился известный артиллерийский завод. Работал я до апреля 1932 года. В апреле 1932 года я поступил на подготовительные курсы Института электрификации сельского хозяйства (Петровско-Разумовское). В сентябре 1932 года, после окончания курсов, я был принят на первый курс этого института. Дальше начиналась катавасия. Учиться в этом институте мне было легко, и летом 1933 года я окончил первый курс с одними пятёрками.

Один взрослый студент 30 лет соблазнил меня перевестись в Ленинградский электромеханический институт на второй курс. Там я проучился два месяца. Мне не понравилось, и я вернулся обратно в Москву. Но уже шёл семестр, и я пошёл в МЭИ. Это был конец октября. Я подошёл к декану физико-энергетического факультета, показываю ему свою зачётку института электрофизики. Оказалось, что профессора этих институтов сотрудничали. Декан сказал, что если возьмёт меня на второй курс, то придётся много догонять, поэтому примет меня на второй семестр первого курса. Я, чтобы не терять попусту время и иметь деньги, поступил на работу электромонтёром в экспериментальный цех электротехнического института имени Ленина. Этот институт разрабатывал программу ГОЭЛРО (Государственный план электрификации России), был ведущим институтом в разработке этой программы. Там я работал до 7 февраля 1934 года. Здесь у меня произошёл большой конфликт. Комитет комсомола ВЭИ не снимал меня с учёта и не отпускал учиться в МЭИ, так как хотел сделать меня секретарём ВЭИ. Секретарём парткома был Пономаренко. В 1934 году за отказ работать в ВЭИ меня исключили из комсомола, но Сталинский райком не утвердил исключения и ограничился только строгим выговором, который был потом снят. Представляете себе, в какую бы я попал компанию, если бы согласился стать секретарём комсомола. В то время секретарём парткома был Пономаренко, который впоследствии стал членом политбюро ЦК КПСС. Я бы непременно попал вместе с Косаревым под репрессии (Косарев был секретарём ЦК ВЛКСМ, репрессирован в 1937 году). Меня спас лозунг: «В период реконструкции кадры решают всё!» Я сослался на этот лозунг, уходя на учёбу в МЭИ 7 февраля 1934 года.

Весь этот период я жил на частных квартирах. Осенью мне предоставили комнату в общежитии на Летниковской площади, около Савёловского вокзала. Занятия у нас проходили в здании бывшей академии им. Плеханова в Строченовском переулке (в районе Серпуховской улицы). На третьем курсе меня перевели в основное общежитие МЭИ в Лефортове. Таким образом, мне приходилось ездить каждое утро трамваем из Лефортово на Зацепу. Время поездки я использовал следующим образом. 7 ноября 1935 года я не пошёл на демонстрацию. Просмотрел две книги по математике на английском языке и установил, что не знаю примерно 700-800 слов. А 200 слов я знал со школы. Я решил за время поездок из Лефортово до Зацепы выучить эти слова. Каждое слово я записывал на карточку — листок бумаги, на одной стороне которого было английское слово, а на другой — в переводе на русский. Вообще, для грамотного технического английского языка достаточно знать 1000 слов. И вот в трамвае я перелистывал карточки каждый день. Таким образом за один месяц я выучил 1000 слов. А потом прочитал две книги на английском языке по математике без словаря. Этот метод потом распространился по всем ВУЗам Москвы.

На четвёртом курсе я написал две научных статьи по математике, которые были помещены в факультетском Элекрофизическом журнале электрофизического факультета. Первая статья: «Шаровые функции со спином». Эти функции являются решением знаменитых уравнений английского физика Дирака. Вторая статья: «Анализ функции Вебера — Ломеля, являющейся мнимой без «G» комплексной функции Ганкеля». Вещественной частью этой функции является функция Бесселя. Кроме того на четвёртом курсе я написал два реферата по плазме на основе переводов с немецкого языка (немецкий язык я изучал в институте, французский — в аспирантуре, английский — в школе и самостоятельно). Профессор математики Туркин, который дал мне тему для первой статьи, предложил мне выступить на сессии математического отделения Академии наук. Но я выступать отказался, так как у меня не было костюма. Я ходил в лыжном тёмно-сером фланелевом костюме. Ходил в нём в театры Вахтангова, Немировича — Данченко, Большой, Малый, сидел на галёрке. Тему второй статьи дал профессор математики Ян Николаевич Шпильрейн, еврей (фамилия его в дословном переводе означает «чистая игра»). Он читал весь курс математики. В своё время он окончил техническую школу в Германии и Дрезденский университет. В 1937 году его посадили, и, кажется, он умер в тюрьме. В нашем институте арестовали много профессоров: венгра, болгарина (преподавали диамат), профессора Комаркова, который преподавал курс электротехники материалов, профессора Бараца — читал курс кинетической теории материи и физической статистики. Профессор Барац читал лекции плохо. И когда пришло время готовиться к экзамену, мы группой собрались и думали, как же мы будем сдавать экзамены, завалит нас всех Барац на экзамене. Как-то прибежала из деканата Галка Алябьева и говорит, что в деканате ей сказали, что Барац на экзамене будет давать задачи из задачника по физике для университетов под редакцией А.Ф. Иоффе. Задачи составляли три сотрудника института химической физики: Вальтер, Кондратьев, Харитон Ю.Б. Я говорю: «Нам, ребята, делать нечего, пошли гулять! У меня все эти задачи решены! В задачнике 25 задач, и нас 25 студентов в группе, каждому по задаче!» Задачи по кинетической теории газов составлял Харитон Ю.Б. У меня все эти 25 задач были решены ещё на первом курсе. Я их хранил, как будто знал, что они когда-нибудь пригодятся. И вот пришёл день экзамена. Экзамен мы сдавали в большой, в виде амфитеатра, Плехановской аудитории на Строчиновском переулке. Прозвенел первый звонок. В аудиторию входит профессор Барац и достаёт из портфеля этот задачник Иоффе, открывает страничку с этими 25-ю задачами и начинает зачитывать номер задачи и фамилию студента, кому решать. Раздав задачи, Барац вышел из аудитории, мы вслед за ним послали студента, что бы тот проверил, куда он пошёл. Оказалось, что профессор пошёл в закусочную на Зацепе. Я вышел к кафедре, спустился вниз и раздал все решения задач, которые были написаны на отдельных листках. Переписали минут за 15, и начали играть, кто в шахматы, кто в морской бой, кто читал книжки. Прозвенел второй звонок с урока, входит Барац, все сделали вид, что решают задачи. Профессор посмотрел на всех и сказал: «Продолжайте решать!», и опять ушёл. Прошёл ещё час. Вошёл Барац, все стали сдавать задачи. Никто досрочно не сдал, чтобы показать, что задачки были очень трудными. Через неделю появилась «Молния», в которой группу СВ-133 поздравляли с блестящей сдачей экзамена по кинетической теории материи, у всех были пятёрки. Я вспомнил этот случай в связи с Харитоном. Неужели Харитон, учившийся в Кембридже у Резерфорда, не мог составить настоящие задачи? Так я впервые познакомился с Харитоном. Я был о нём не очень хорошего мнения. Неужели он не мог составить более сложные задачи? Задачи эти были очень простыми, на подстановку формул, которые, кстати, приводились в самом задачнике. Меня никто не выдал из студентов. А если бы выдали, то определённо исключили бы из института. Это ведь был 1936 год! Профессора Бараца арестовали весной 1937 года. Он исчез. Из нашей группы был арестован один студент, он, оказывается, носил фамилию, созвучную с фамилией фашистского вождя, — Фёрстер. Меня не арестовали потому, что не нашли причины. В такой обстановке я закончил четвёртый курс — 1937 год, самый страшный.

Начался пятый курс. В первом семестре у нас была преддипломная практика, во втором семестре — дипломная работа. Преддипломную практику мы должны были проходить на одном из электро-вакуумных заводов. В нашей группе училась Ада Гельц, жена немецкого революционера Макса Гельца. Он утонул в Волге в 1931 году, так что она осталась вдовой. Потом она вышла замуж за одного из писателей братьев Тур, Петра Рыжея. Её девичья фамилия была Пугавко. Отец её был репрессирован ещё в 1930 году. Он работал в угольной промышленности. Все годы учёбы в институте я сидел с ней за одной партой, мы были большими друзьями. К ней был неравнодушен декан нашего факультета, он же заведующий кафедрой, Иванов, 60 лет. Он работал по совместным консультациям на электроламповом заводе. Ада Гельц проходила преддипломную практику на этом заводе, он держал её при себе. Но она симпатизировала мне, и говорила: «Куда Паневкин, туда и я.» Иванов хотел нас разлучить. Мне же электроламповый завод был до лампочки, так как я хотел делать диплом в ВЭИ, где я работал в своё время электромонтёром. Получился конфликт. Иванов стоял на своём, но я пошёл на практику во Фрязино на электровакуумный завод, там изготавливали все электровакуумные приборы. За две недели я прошёл практику, Написал отчёт, получил пятёрку, и пошёл на практику в лабораторию источников света к доценту В.А. Фабриканту. Он у нас читал курс теории света. Ада пошла к профессору Петру Васильевичу Тимофееву, он тогда занимался разработкой фотоэлектронных умножителей, которые использовались в звуковом кино для усиления звука в киноаппарате.

Возвращаемся к преддипломной практике. Первый семестр 5-го курса, 1937 год. До этого времени вся вакуумная техника строилась на ртутных насосах Ленгмюра и ртутных манометрах Мак-Леода. Тема моего диплома была — исследование плазмы в газовом разряде в неоне. Инертные газы очень чувствительны к присутствию в плазме паров ртути, а так как ртуть с трудом вымораживается жидким азотом, ртутный аппарат был мною отвергнут, и я перешёл на масляный насос и масляный манометр. Всю оставшуюся преддипломную практику я посвятил перегонке машинного масла «автол», занимался фракционированием этого «автола», получил несколько литров лёгкой фракции, легко замораживаемой жидким азотом. Так что я добился давления остаточных газов в трубке, наполненной неоном – 10-8 Hg столба. Что было достаточно чистым неоном. А уже опыты с неоном я проводил в следующем семестре во время дипломной практики. Моими результатами по перегонке масла воспользовалась младшая научная сотрудница световакуумного отдела ВЭИ Козляковская, кажется, она защитила на этом кандидатскую диссертацию. Во втором семестре 5-го курса надо было сделать дипломный проект. Я проделал очень большую работу. Во-первых, я определил методом реабсорбции концентрацию возбуждённых атомов неона (излучающих), а также концентрацию нестабильных атомов неона. Основной задачей диплома являлось выяснить роль нестабильных атомов неона в плазме дугового разряда в неоне. До этого концентрацию излучающих атомов определяли по интенсивности излучения. В Германии существовала группа Ляденбурга, которая определяла концентрацию возбуждённых атомов неона и в других газах и парах. Ляденбург пришёл к выводу, что при токах порядка 100 мА в трубке диаметром 5 см существует термодинамическое равновесие между ударами электронов с атомами 1-го рода, повышающих энергию атома и ударами 2-го рода — между возбуждёнными атомами и электронами, разрушающими возбуждённое состояние. При этом он считал, что энергия возбуждённых электронов распределена по закону Больцмана с электронной t° в показателе. Мои же расчёты на основании собственных опытов показывали, что термодинамическое равновесие в дуговом разряде может быть только при значительно больших токах. Я установил, что в трубке диаметром 5 см и при токе до 100 мА термодинамическое равновесие отсутствует, и поэтому в разряде могут существовать неравновесные состояния, при которых на более высоких уровнях больше концентрируется атомов, чем на более низких, и поэтому возможны переходы с более высоких уровней на низкие с излучением энергии соответствующей длины волны. Такое излучение называется вынужденным (индуцированным — по-немецки, стимулированным — по-английски). Это есть не что иное как лазерное излучение (лазер — это перевод английской аббревиатуры LASER: Light Amplification by Stimulate Emission of Radiation — усиление света при помощи вынужденного излучения). Впервые о существовании лазерного излучения заявил Эйнштейн в 1916 году, хотя он не называл его лазерным. Фактически отцом лазеров является Эйнштейн. С той поры после моей работы качался интенсивный поиск по лазерному излучению. Во время Второй мировой войны младшие научные сотрудники профессора Фабриканта — Бугаева Фатима и Вудынский — наблюдали лазерный эффект в разряде в парах цезия. У них имеется приоритетная справка комитета по изобретениям и открытиям Совета Министров. Образцом излучателя электромагнитных волн является абсолютно чёрное тело, у которого неизменный спектр излучения. Солнце рассматривали как источник излучения. Но оно не только излучает, но и поглощает лучи от звёзд. До Эйнштейна считали, что у источников света два типа процессов: излучение света и поглощение (абсорбция) света. Эйнштейн ввёл в рассмотрение 3-ий процесс — вынужденное (индуцированное, стимулированное) излучение — что есть лазер. Я его называю лазерным излучением. Эйнштейн ввёл три вероятности: А1,21-2) — это так называемое самопроизвольное спонтанное излучение с верхнего уровня 1 на нижний уровень 2. Это легко понять, если представить две полки, на которых лежат шары. Если шар падает случайно с верхней полки (1) на нижнюю (2) — это спонтанное излучение. Если полка так сконструирована, что шар с нижней полки (2) может ударить по верхней (1) — это процесс потенциальный. Если ударить 3-им шаром по верхней полке (1), шар упадёт на вторую полку (2) — это вынужденное излучение. После этого Эйнштейн заново вывел формулу Планка для абсолютно чёрного тела, которая получила полное экспериментальное подтверждение. И таким образом, Эйнштейн снял понятие об ультрафиолетовой катастрофе абсолютно чёрного тела.

Первый вывод из моей дипломной работы — возможность существования лазерного излучения в плазме неона. Одну мою статью напечатали в 1938 году в журнале «Доклады Академии наук» — «Метастабильные атомы в положительном столбе разряда в неоне» (Фабрикант, Паневкин). Президентом Академии наук был Сергей Иванович Вавилов. Он возглавлял физический институт Академии наук, занимался оптикой, а его брат был известным биологом.

Вторым результатом моей дипломной работы было доказательство того, что в плазме инертных газов ионизация атомов идёт не с нулевого уровня, а с так называемых метастабильных уровней. Так, например, для ионизации нормального атома неона, чтобы вырвать электрон нужно 22 электрон-вольт (электрон должен пробежать разность потенциалов 22 вольт). Я показал, что в неоновой плазме при давлении неона 1 мм рт.ст. и при токе в трубке диаметром 5 см ионизация идёт с метастабильного уровня, потенциал ионизации равен 16,6 электрон-вольт. Электрону, чтобы он ионизировал метастабильный атом неона, надо пробежать разность потенциалов в 5,4 вольт.

Третий результат. Я показал, что дуговой разряд в неоне в трубке диаметром 5 см, ток порядком 100 мА, можно погасить извне светом из другой трубки, если осветить основную трубку светом, который разрушает метастабильные атомы, переводя их в нейтральное состояние. Если убираем свет, разряд вновь зажигается. У меня на трубке был потенциал горения 290 В, длина дуги между электродами была 54 см. Если 290 В разделим на 54 см, то получим 5,4 В на 1 см разряда. А 5,4 вольт есть потенциал ионизации метастабильного атома неона. Значит, для ионизации метастабильного атома неона требуется потенциал 5,4 эВ. Если электрон пробежит в плазме расстояние 1 см, он будет способен ионизировать метастабильный атом. Так как метастабильных атомов в разряде много, они долгоживущие, их концентрация большая, поэтому, если их убрать, напряжения для горения недостаточно. Для горения трубки при наличии метастабильных атомов надо 290 вольт. Когда мы убираем метастабильные атомы, то трубка гаснет.

Четвёртый результат. Если анод сделать подвижным и приближать его к катоду, одновременно, конечно, уменьшая напряжение на трубке (иначе он сгорит), то можно добиться того напряжения между катодом и анодом в 5,4 В и разряд будет гореть. Такая дуга называется низковольтной. О существовании низковольтных дуг было известно ещё до начала 30-х годов. Однако механизм работы низковольтных дуг не был известен. Моя работа показала, что низковольтная дуга может существовать в любом газе, имеющем метастабильные атомы с низким потенциалом ионизации.

Пятый результат. Американские физики Ленгмюр и Фаунт в 1932 году опубликовали в американском журнале » Физикл ревью» большую статью по теории плазмы. В этой статье они утверждали, что внешнее резонансное излучение не эффективно в управлении плазмой вследствие наличия встречных процессов излучения. Они глубоко ошибались, так как на верхних уровнях очень мало возбуждённых атомов. Поэтому встречные процессы излучения бессильны воспрепятствовать тушению плазмы. Ясно, что внешнее резонансное излучение должно быть довольно мощным, чтобы потушить плазму. Таким образом, если доказанная мной возможность лазерного излучения в неоновой плазме до некоторой степени подорвала авторитет немецкой школы оптиков Рудольфа Ладенбурга, то доказательство возможности существования в неоновом разряде низковольтной дуги до некоторой степени подорвало авторитет американца Ленгмюра, а он, вообще-то, крупный учёный. Это ему принадлежит честь открытия явления пинч-эффекта в плазме, то есть отрыва плазмы от стенок трубки, или от стенок тороидального разряда (бублик). Как известно, отрыв плазмы от стенок является одним из условий получения высокотемпературной плазмы для создания термоядерного синтеза. Таким образом, мною было получено 5 весьма ценных результатов. Эти результаты были опубликованы ещё до войны в журналах: «Journal of Physics», в докладах Академии наук, в журнале «Теоретическая и экспериментальная физика», в известиях Академии наук СССР в 1938 — 1940 годах. Комиссия, которая принимала диплом, отметила, что моя дипломная работа — выдающаяся, и поэтому она была опубликована в физических журналах.

В декабре 1939 года исполнилось 60 лет со дня рождения Сталина. Весной 1940 года Академия наук и Всесоюзный комитет высшей школы (ВКВШ) установили сталинские стипендии для аспирантов в разных областях науки. В ноябре 1939 года я был утверждён аспирантом. В области физики по стране сталинская стипендия была присуждена мне и аспиранту Ленинградского университета Каспарову (он погиб на войне). Этим же постановлением, подписанным вице-президентом Академии наук Отто Юльевичем Шмидтом и председателем ВКВШ Кафтановым была утверждена тема моей кандидатской работы — «Моделирование светом газового разряда» и срок защиты — 1 октября 1941 года. Дальше события разворачивались следующим образом. В марте 1940 года я был принят кандидатом в члены ВКП(б). Я принимал участие в работе редколлегии институтской многотиражки «Энергетик», заведовал отделом науки, и сам написал туда несколько статей, в том числе о работе системы автоматического управления освещением Дворца Советов на набережной Москвы реки, там, где сейчас Храм Христа Спасителя. Но, к сожалению, эта система не была осуществлена, так как сам Дворец Советов не был построен.

20 июня 1941 года, спустя 1 год и 3 месяца моего пребывания кандидатом, я был принят в члены партии ВКП(б) на факультетском партийном собрании. А в субботу 21 июня закончил последний эксперимент, и можно было приступать к написанию диссертации. 22 июня в 7 часов утра из дирекции позвонили, чтобы я явился в райком партии, который находился на Коммунистической улице недалеко от Таганской площади. Я не знал ещё причины вызова и о начале войны. У меня был заранее куплен билет в театр имени Немировича — Данченко (он находился на Большой Дмитровке) на постановку приезжей украинской труппы «Ой, не ходи Грицу, в гай на вечерницу». Начало постановки было в 12 часов дня. И вот, подъезжая к театру, я услышал по радио выступление Молотова, объявление о начале войны. Я посмотрел два действия, потом сел на троллейбус и поехал в райком партии. Мне вручили партбилет без прохождения парткомиссии. Я сел на троллейбус и успел на четвёртое действие постановки. У нас тогда была твёрдая уверенность, что война продлится одну — две недели от силы.

В 1934 году я простудился (ходил в одной рубашке), и у меня опять признали туберкулёз лёгких. Меня поставили на учёт в Бауманский туб. диспансер, в связи с чем я был снят с военного учёта в 1934 году. Я был в следующих туберкулёзных санаториях: имени Чехова на Истре в 1935 году, в Алкино под Уфой (кумысолечение) в 1936 и в 1937 году. В 1940 году, когда началась финская война, я пошёл в военкомат и заявил комиссару, что у меня никакого туберкулёза не было и нет, а была пневмония. Поэтому в 1940 году мне выдали мобилизационное предписание. 28 июня 1941 года я получил повестку о том, что мне надо явиться в Рязанское артиллерийское училище. Однако, на другой день медицинская комиссия, поставив меня перед оптическим транспарантом, обнаружила, что у меня острота зрения правого глаза всего 0,1, а левый глаз видел на 100%. И председатель сказал: «Из тебя артиллериста не получится». Мне дали мобилизационное предписание розового цвета до особого распоряжения. От расстройства, что меня не берут на фронт, я не мог ничего делать: ни заниматься, ни писать диссертацию. И когда 15 июля немцы взяли Смоленск, я не выдержал, пошёл в райком партии и сказал: «Посылайте меня куда угодно, но только в армию!» Я был назначен в органы контрразведки, а направлен был только спустя 2 года на Западный фронт в армейскую часть.

Продолжение следует

Часть I. Детские годы. 1913 — 1931 гг.

Часть II. Учёба в Москве. 1931 — 1941 гг.

Часть III. Война. 1941 — 1945 гг.

Часть IV. Работа в КБ-11 и МИФИ-4.

Просмотров: 3 926

К этой записи 16 комментариев

  • Ал. А. Демидов Ал. А. Демидов:

    Очевидно, сегодня, что за ЛАЗЕРЫ именно ПАНЁВКИН должен был получить НОБЕЛЕВСКУЮ ПРЕМИЮ!!!

  • В.Н. Ганькин Валерий:

    Как кто-то остроумно (и верно) заметил по поводу мемуарной литературы — Кто выжил, то и прав! Похоже, не случайно эти мемуары не были опубликованы при жизни В.А.Фабриканта. А теперь его имя не упоминается здесь даже в качестве руководителя дипломной работы. Да и зачем какой-то руководитель Панёвкину? Он всё делал сам!
    Не удивлюсь, если из следующих траншей этой беллетристики мы узнаем, что Панёвкин был отцом ядерной бомбы, Токамака и других аналогичных достижений 20 века.

    1. Михаил Ляпустин:

      На мой взгляд, уважение наставника не только в аплодисментах на его чествованиях. Оно ещё и в том, насколько твёрдо подопечный следует взглядам старшего по опыту, руководителя.
      Не зря же К.И. Панёвкин воспитывал молодёжь своего времени! На всех местах работы и в обществе «Знание», куда и я позднее вошёл.
      А для Вашего случая применения слова «траншей» вовсе не обязательно ударять по клавише. Важно то, что Вы жизненные достижения К.И. Панёвкина оценили, как товар, просто ценную бумагу.
      И до сих пор, похоже, настаиваете на этом.
      Руководил он мною все годы моего становления в МИФИ-4.
      При подготовке его мемуаров Ал.А. Демидов однозначно высказал интерес к восполнению иллюстраций о жизни автора воспоминаний.
      Поэтому предложить могу одну из своих разработок, тесно связанную с 1960÷63 годами. Это страницы семейного альбома, который в 2015 г. подготовил в подарок жене к 55-летнему юбилею свадьбы (кстати, по числу прожитых лет именуется изумрудной). Сын профессионально альбом сверстал, художественно оформил. Теперь пару фото надо подписать – поначалу некогда было исправлять замеченный пробел, жена болела.
      Для тех страниц, абсолютно не зная о готовящейся в Сарове книге, собрал я воедино все имевшиеся портреты наших сотрудников. Т.к. с первых дней интересовался жизнью коллектива, организовывал, как мог, культурный досуг молодёжи всех кафедр, общеинститутские вечера. К.И. Панёвкин, как заведующий кафедрой № 3, вёл сам глубокую научную работу и только приветствовал активность своего подопечного. Насколько дружно всё было, свидетельствуют сохранённые для потомков портреты почти всех преподавателей, сотрудников, лаборантов. Думаю, подобная память от ученика К.И. Панёвкина будет, по крайней мере, интересным дополнением его воспоминаний.

      1. Михаил Ляпустин:

        Очень грустно осознавать, что больше месяца
        на сайте «Саровского краеведа» в качестве «остроумной иронии», достойной для осмысливания в краеведческом ракурсе, «зависли» комментарии знатока жизни, ничего общего не имеющего с памятью о Константине Ивановиче. Жаль, что в Городе внедряется в сознание потомков подобный, ничем не обоснованный пласт системы искажённого мышления. За 5 недель у администрации сайта не сложилось даже никакого мнения по поводу того, чтобы отторгнуть как-то незрелую сентенцию современного жителя. Итак, что ж тут говорить, что ж тут спрашивать?

        1. В.Н. Ганькин Валерий:

          По-моему, вы уже почти готовы перейти на размещение полемики, не касающейся напрямую памяти уважаемого К.И.Панёвкина, на страницу «Не могу молчать»? Так давайте это и сделаем!
          P.S. Для ясности — никто не ставит под сомнение талант К.И.Панёвкина, однако стиль изложения мемуаров в первых двух частях несколько напоминает э-э-э стиль Мюнхаузена. Правда в следующих частях — становится более реалистичным

          1. Ткачёв К. И.:

            Чем «несколько напоминает э-э-э стиль Мюнхаузена»? Кстати правильно писать и говорить – Мюнхгаузена.

          2. В.Н. Ганькин Валерий:

            Вот те, на! Ты же любишь писать так, как это было в детстве! Реальный прообраз персонажа — пишется действительно с буквой «г». А вот в детской книжке, которую я прочёл ещё школе, фамилия была без неё. Так что пишу, как привык!

          3. Михаил Ляпустин:

            Поклоннику систематизации — Вы своим стилем формулировок:
            1. крайне резко СНИЗИЛи степень доверия к сайту «СК»;
            2. обозначенной Траншем ценой читательского доверия ДАЛи понять истинное лицо штатного оценщика материалов сайта. Для меня же
            К.И. Панёвкин всегда был и остаётся особым человеком в Сарове, своеобразным эталоном;
            3. ПОКАЗАЛи уровень погрешностей в своей терминологической базе;
            4. ДАЛи представление о том, как вслед за Вами (в т.ч. в запале спора) «не всякое лыко следует ставить в стрОку» и, по меткому выражению
            Джангирашвили, одного из моих сотрудников по СКБ «Авангарда», не всё то мысль, что по голове бегает. Проверено это и во встрече команд КВН от 1 и 2 производств, как это было у меня на сцене ДК в Сарове;
            5. ПРИВЕЛи к перезагрузке понятий об уважении, в котором сами раздражённо (или иронично?) изволили отказать после того, как я слегка пошевелил Вашу «семейную» память. Перезагрузка, не скрою, была грустной.
            Это порадовало, однако, сняв потребность взывать к духовности.
            В итоге «люди того же самого двора», по ёмкому выражению М.А. Меня – министра строительства и ЖКХ, заимели возможность получить оценку
            ситуации из первых рук. А не откуда-нибудь,
            в т.ч. из рубрики «Не могу молчать». Это ли не ценно при заявленном сборе воспоминаний?
            Лайф-хаки ставить себе любимому через Ваше снисходительное разрешение поприсутствовать на странице о дяде, моём старинном друге, желания
            не имею как-то. Заявленный мною сегодня показ в «СК» листов с портретной галереей
            «К.И. Панёвкин и его сотрудники по МИФИ-4»
            в таких условиях возможен только через К.И. Ткачёва, давшего своё отношение к истории нашей Страны. Но адреса не имею.
            К.И. Панёвкин в памяти сохранил ранние годы, когда не было возможности детские книжки читать. Что ж Вы забыли, что «все мы родом из детства», ему отказывая? «Реалистичным», насколько знаю, ни перед кем не стремился представлять себя. Оттого административные войны ему и достались.

          4. Михаил Ляпустин:

            Кстати, Константин Иванович на той городской встрече команд КВН был, при всей своей занятости.

          5. В.Н. Ганькин Валерий:

            Спасибо за такое пристальное внимание к моей скромной особе. Особенно в материале, посвящённому такой уважаемой персоне, как К.И.Панёвкин. Невольно напрашивается сравнение с ним. Моя самооценка с вашей помощью поднялась почти до его масштаба. Я и «показал уровень», и «дал представление», и «привёл к перезагрузке»! Что ещё там я забыл упомянуть? Да и про себя мой визави попутно не забыл рассказать.
            А если серьёзно, то всё бы хорошо, только вот про вашего учителя в теме, посвящённой ему, говорится всё меньше и меньше. А жаль, хотелось бы узнать про него побольше именно от очевидцев. Узнаем?

          6. В.Н. Ганькин Валерий:

            Похоже, о Панёвкине от нашего собеседника мы ничего нового так и не узнаем, а жаль. Он нашёл более интересную для себя тему.
            P.S. Всегда сочувствовал людям, лишённым ЧЮ (чувства юмора).

          7. Михаил Ляпустин:

            А юмор в том, что Валерий «уловил» в моих комментариях не все буквы из оставшегося «между строк» слова «ёрничаешь». Не хотел его произно-сить в отношении заслуг Валерия перед моим наставником. Но визави не обратил внимания на пост о встрече команд КВН. Поэтому вынужден от-крыть пару личных тайн. Команда звала меня в капитаны. Согласился же только на конкурс по блицфотографированию в ходе встречи. Выиграл очки для команды. Так что с юмором и самооценкой у меня всё в порядке. Никогда не карабкался «на трибуну». Даже по приглашению ведущего меж-дународную конференцию в упомянутом уже МГЛУ. Там был автором 3 докладов, которые получали участники в сборнике, изданном к началу за-седаний. Один из докладов был результатом разработок моих в ИВЦ завода «Авангард», продолженных в Новочеркасске для внедрения в ЦПК им. Ю.А. Гагарина. Базовые знания для этого получил из некоторых бесед с К.И. Панёвкиным.

        2. Ткачёв К. И.:

          Моё Вам почтение, Михаил Алексеевич!
          Константина Ивановича я лично не знал. Видел его в нашем филиале МИФИ, когда учился там в начале 80-х. Вот его преподавательский дар мне постичь не довелось (нашу группу он не вёл). Считаю, что Константин Иванович заслуживает всяческого уважения тем, что имел свою собственную позицию, не всегда «согласованную» с главенствующими и повелевающими. Такие как он, обычно остаются в опале, чем и заслуживают уважение, во всяком случае, у меня.
          Вашу портретную галерею «Панёвкин и его сотрудники по МИФИ-4» приму с благодарностью для размещения в четвёртой части «Работа в КБ-11 и МИФИ-4». Материал станет иллюстративнее, а значит информативнее. Думаю, что Константин Иванович нас бы за это не осудил, а наоборот, одобрил. Мы должны, нет, обязаны оставить память потомкам о таком человеке с БОЛЬШОЙ БУКВЫ, как Константин Иванович. А адрес у меня простой: tkachevkiv@yandex.ru.

          1. Михаил Ляпустин:

            Добрый день, Константин Иванович!
            Рад, что Вы откликнулись. В этом видится не простое, вероятно,
            совпадение имени-отчества с Панёвкиным, а духовное.
            Случайно заметил я свою опечатку (28.12 в 23:47).
            Фразу «КВН от 1 и 2 производств» следует читать как «КВН от 1 и 3 производств». Остальное по тексту – без корректировки смысла. Этим
            не увлекаюсь. Даже в таких дискуссиях, когда оппонент пытается контекст собственной фразы (после критики) развернуть в ином ракурсе. Либо в стиле «я про Фому, он про Ерёму». Что ярко демонстрируется комментариями под 1-й частью Книги в транше (ценной порции) от 21.12 в 21:22 (Ткачёв К.И.) – 21.12 в 21:52 (Валерий). Где прямой вопрос «А какие возможности сейчас» встречает сентенцию «В 1937-38 годах» без каких-либо примеров реального (не из страшилок западной и прогеббельсовско-порошенковской пропаганды) состояния действительности. Такой толкователь взглядов (на РУСИ раньше бытовал термин толмач) являет себя полномочным представителем, полпредом всего сайта?! Напрашивается, поэтому, ответ к недоумению фалериста В.Н. Ганькина (от 24.12 в 09:39): «там, повидимому, другое мнение об их нужности». Т.е. вся причина не в «нужности» каталога, а в носителе взглядов.
            По поводу лайфхаков (полезных советов и креативных идей на все случаи жизни). Скромности Валерию не занимать, смотрю отклик от 29.12 в 00:20. По поводу фразы «про себя мой визави попутно не забыл рассказать» поясню. Такой приём использовал, чтобы преждевременно «грохнутым» на этом сайте не оказаться (поползновения были неоднократными, что предвиделось). И это великолепно сработало во многих ракурсах. Так, от ступеньки «Не удивлюсь, если из следующих траншей этой беллетристики мы узнаем, что Панёвкин был отцом ядерной бомбы, Токамака и других
            аналогичных достижений 20 века» мой визави плавно перешёл к самооценке. Ведь она «с вашей помощью поднялась почти до его масштаба». Неужели тут о К.И. Панёвкине можно подумать? Что, принял бы он такого «последователя»? Здесь Он, мой визави, ошибается шибко. А потому (из-за подобного полпредства) воспоминаниями о своём наставнике на страницах «СК» делиться не вижу НИКАКОГО смысла. Именно смысла. Обиды или прочее тут не причём. Впрочем, это опять-снова не по теме духовности,
            ярким носителем которой был Константин Иванович Панёвкин. Правда, к теме «Учёба» в этой части его Книги все отклики относятся несомненно, вскрывая на современных примерах воспитательный характер его педагогики. Здесь обращаюсь к 1-й части Книги. Весьма импонируют мне базовые мысли Ал.А. Демидова «довести с помощью друзей эти воспоминания до широкой общественности» (20.11 в 20:26) и далее: «Уверен, Ваши ВОСПОМИНАНИЯ будут интересны и востребованы для молодого поколения нашей Родины, а не только для краеведов и Ваших родственников» (23.12 в 09:50). Можно сказать, польщён. Однако вторая фраза мною воспринята лишь как приглашение к некоторым описаниям в ситуациях типа «попутно не забыл рассказать» (из иронии Валерия). Но на приглашение уже ответил, извините.
            Всех участников просмотра комментариев поздравляю с Новым Годом! А то (давайте не путать сказанное с «Анти-Террористическими Откликами», АТО), опасаюсь: не доживут на страницах «СК» мои «разборки», спровоцированные жизненной позицией Валерия, которую на сайте видел и прежде. Здесь обращение к эзотерике (чтение глубинных слоёв фразы) отличаю от экзотерики (чтение устоявшихся смыслов) освоил ещё на приме-ре сонетов В. Шекспира. Опять это я о себе, не удержался, по инерции сказанул.

          2. В.Н. Ганькин Валерий:

            Похоже, о Панёвкине от нашего собеседника мы ничего нового так и не узнаем, а жаль. Он нашёл более интересную для себя тему.
            P.S. Всегда сочувствовал людям, лишённым ЧЮ (чувства юмора).

  • Михаил Ляпустин:

    Уважаемый Константин Иванович!
    Исходя из упорного молчания «группы быстрого реагирования» на страницах «СК» принял решение повременить не только с воспоминаниями, но и с пересылкой названного раньше фото с портретами почти всех преподавателей МИФИ-4, сотрудников тех лет, лаборантов. Они подготовлены полностью сыном уже к 30 декабря.
    Признаюсь, интуиция сразу шепнула – повремени. Это предупреждение «сведущего лица» воспринял как признак того, что администрация сайта созрела для другого замысла. А именно: мои «разборки» вообще следует вынести за скобки, в категорию «по умолчанию». Точнее – вовсе не включать мои тексты в мемуары К.И. Панёвкина даже в упомянутом «более корректном» виде. Уж больно испортили бы они весь фасад книги!.. До того мой образ стал для сайта неприемлемым, что сентенцию В.Н. Ганькина об отсутствии «ЧЮ» оставили дважды в комментариях с 29.12.2017 до сих пор! Тем подчеркнули явленную им ценность мысли в условиях его же «не преувеличенных скромных способностей» (пост 27.12 в 00:01).
    Вспомнилось классическое выражение: «Когда дурачиться – дурачусь. Но смешивать два этих ремесла есть тьма охотников. Я не из их числа».
    Это ещё и к тому, что кровосмешение мадам «иронии» с господином «юмором» без генетического (либо историко-литературоведческого, как в случае с пресловутым 1937-м) анализа на бескомпромиссных страницах сайта не признаётся доказанным. Значит, и нужность фотогалереи сотрудников К.И. Панёвкина на этом сайте потеряла актуальность – строго научный язык биографических страниц не приемлет моего присутствия как в «беллетристике» (прозе жизни), так и на ленте видеоряда воспоминаний. Удивляет и то, что сайт никак не справляется с наладкой функции «автоматический перенос» в принимаемом через почту текстом. И многие слова наблюдаю разорванными. Пришлось в данном посте помочь доморощенными средствами.
    Всё это, естественно, адресовано не к Вам лично.
    Остаюсь в ряду тех, кого на юбилейном вечере Памяти в 2013 октябре «Малышев Вячеслав Михайлович в своём выступлении отметил, что К. И. благодарны не только студенты, но и многие молодые преподаватели МИФИ, многому научившиеся у Панёвкина…» (сайт http://sarpust.ru/2013/10/panyovkin-konstantin-ivanovich/ )

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

You may use these HTML tags and attributes: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>