К.И. Ткачёв «ДВОР МОЕГО ДЕТСТВА» (часть 1)

Я родился при Хрущёве, но

 всё сознательное детство

прошло при Л. И. Брежневе.

Спасибо товарищу Брежневу

 за моё счастливое детство.

Ткачёв К. И.

         Я, хоть и не старый ещё человек, но уже очень давно хронически больной. Эта болезнь не приносит мне физических страданий, потому что она особенная. Много ли людей болеют этой болезнью? Не знаю. Но хочется, чтобы их было побольше, потому что без прошлого нет будущего. Я называю эту болезнь ностальгией. Может, зря так называю, может, и не болезнь она вовсе? Да, для большинства людей, конечно, это не болезнь, но для меня – болезнь, да ещё какая. Она-то и сподвигла меня к написанию этого и последующих материалов («Город моего детства, отрочества и юности», «Школа моего детства, отрочества и юности» и «Дом пионеров моего отрочества»).

Улица Ленина, дом 9, квартира 1 – мой адрес с 1964 по 73 год в городе Арзамасе-75, а потом Арзамасе-16 (ныне – Саров). Вот про двор, ограниченный улицей Ленина и улицами Чапаева и Фрунзе, в котором прошло всё моё сознательное детство, и пойдёт рассказ. Наш район носил теперь давно уже забытое название – «Боровой».

Рис. 1. План квартала, в котором и был двор моего детства

Но сначала, когда я родился, мы жили на улице Шверника в доме 24 в кв. 25. Занимали одну из двух комнат (ближнюю к входной       двери). Эту комнату выделили отцу, когда он жил в общежитии и был ещё холостым. Во второй комнате жила семья из трёх человек – муж с женой и сыном лет десяти. Наша комната не запиралась, и это явилось причиной кражи денег соседским мальчиком, который вдобавок ещё взял отцовскую авторучку с нарисованной на ней Спасской башней (в то время это была ценная вещь). До милиции дело не дошло, так как всё было возвращено.

Но продолжу о себе. Была интересной история моего имени. В конце 50-х годов прошлого века было популярным и очень распространённым имя Серёжа. Поэтому ещё в роддоме мама назвала меня Серёжей. После выписки из роддома, как и положено, к нам домой пришёл педиатр на осмотр ребёнка. Это был Владимир Сергеевич Сивожелезов (но до нынешнего времени я не знал его имени-отчества), только что приехавший в город после окончания Харьковского мединститута. Осмотрев меня, стал заполнять пока ещё обезличенную медицинскую карту.

– Как назвали ребёнка? – спрашивает моих родителей.

– Серёжей, – говорит мама.

– Серёжей? Да что это за имя! Брось палку и в Серёжу попадёшь!

Родители задумались. Но пауза была короткой. Отец, памятуя о своём фронтовом друге, сразу предложил:

– Давай Костей назовём.

Владимир Сергеевич тут же подхватил:

– Вот! Хорошее имя! И к тому же редкое! – И сразу написал его в карте. Так я и стал Костей.

Я считаю, что этот маленький эпизод характеризует Владимира Сергеевича, как активного и неравнодушного человека. Приди к нам тогда какой-нибудь другой врач, то быть мне Сергеем.

Фото 2. Владимир Сергеевич Сивожелезов. Начало 60-х годов

Через несколько лет  Владимир Сергеевич, уже как хирург, ещё раз примет участие в моей жизни, но об этом – в материале «Город моего детства, отрочества и юности (часть 2)».

Жили очень скромно. Из мебели почти ничего не было, даже детской кроватки – я спал на столе. Когда зимой со мной гуляли, то, приходя с улицы, мама замечала на моём лице чёрные крапинки угольной сажи – сказывалась близость ТЭЦ, которая тогда работала на угле. В квартире по соседству с нашей (через стену) жила семья Николая Константиновича Кряжимского. У нас с ними в подвале был общий сарай, в котором хранились дрова.

Фото 3. Заслуженный врач РСФСР Николай Константинович Кряжимский

Николай Константинович был выдающимся лор-врачом и ЧЕЛОВЕКОМ с большой буквы. Уходя в кино, он сообщал дежурной медсестре, в каком ряду и на каком месте будет сидеть в кинозале. Это для того, чтобы в экстренном случае его быстро можно было бы найти.

Мне рассказали историю, которая произошла в 60-х годах прошлого века. Это было за зоной (за пределами города). Одна девочка (не знаю, какого возраста) заболела ангиной. Местный врач «довёл» её состояние до критического, когда уже потребовалась госпитализация (могу предположить, что это происходило, возможно, в сатисской больнице). Пришлось вызывать из города Николая Константиновича. Девочка была уже между жизнью и смертью. Понимая своё состояние и увидев нового врача, она сказала ему: «Спасите меня». Но, как он ни старался, спасти её не смог – было слишком поздно. Очевидцы видели, как у Николая Константиновича из глаз текли слёзы. И ещё рассказывали, как он, на чём свет стоит, крыл матом местных врачей за то, что довели состояние ребёнка до безнадёжного и так поздно вызвали его, и за то, что персонал больницы работал в грязных халатах…

Когда мне минул год с небольшим, нам выделили однокомнатную квартиру в только что построенном доме по адресу Карла Маркса, д. 6, кв. 5. Переезжали под Новый 1961 год. Родители рассказывали, что когда загрузили грузовик всем нашим скарбом, то выше бортов кузова ничего не выглядывало. На новой квартире мы немного «разбогатели». Один из сослуживцев родителей отдал нам детскую кроватку. Она была металлической, с опускающимися боковыми сетками (её я храню до сих пор). Потом родители у кого-то с рук купили стиральную машину.

Фото 4. Такая же как эта как-то умещалась у нас в ванной, совмещённой с туалетом

Фото 5. Эту искусственную ёлочку родители купили под Новый 1961 год.

В правой руке Дед Мороз держал посох, но он давно потерялся

Фото 6. В Комнате было без изыска

Фото 7. Ваш покорный слуга образца 61-го года

Фото 8. Он же с мамой на балконе нашей квартиры № 5 в доме № 6 по ул. Карла Маркса

Немного погодя родился младший брат. И через три года после его рождения, переехали сюда, на Ленина, 9. В то время город, учитывая его статус, быстро строился и также быстро решался квартирный вопрос. Кстати, тогда он решался бесплатно (сегодня молодым трудно, а некоторым из них уже невозможно такое представить). На производстве выделялась дополнительная жилплощадь (комната или однокомнатная квартира) для размена, и люди улучшали свои жилищные условия. А перед въездом новосёлов в «бэушную» квартиру, ЖЭК ещё и делал ремонт, также бесплатно.

Кстати, немного отвлекусь. Начиная с 90-х годов прошлого века, в треклятые ельцинские времена, в нашей стране вдруг, откуда ни возьмись, появились люди без определённого места жительства (БОМЖ – аббревиатура «нового времени»). А вот в советское время не было БОМЖей – человек не мог лишиться своего жилья, потому что для этого просто не было условий. Даже злостных неплательщиков по закону не могли выселить из квартиры на улицу. А сейчас могут…

Есть ещё одна отрицательная сторона «нового времени». Когда жилая недвижимость из государственного владения перешла в частное, то многие тысячи граждан, соединённых родственными узами, стали друг другу злейшими врагами, раздираемые дележом этой самой недвижимости. Наверное, в этом Сталин виноват.

Продолжая тему родного двора, скажу, что в нашем доме, заселённом новосёлами в декабре 1953 года,  во времена моего детства жили (а кто-то и сейчас живёт): Пучковы, Конюховы, Антонец, Жаровы, Безотосные, Орловы, Юрьевы – это в нашем первом подъезде. Во втором подъезде – Еминцевы, Измайловы, Кирдяшкины, Борискины, Семеренко, Жучковы и ещё дядя Лёша (его фамилии я и тогда не знал). В соседних домах жили (а может быть, и сейчас живут): Клеймёновы (Фрунзе, 18), Пряжниковы, Козловы, Румянцевы (Ленина, 7) и семьи моих одноклассников – Левашовых, Маловых (Ленина, 13) и Толочко (Чапаева, 15). Это только те фамилии, которые остались в моей памяти.

В соседней второй квартире жила, почти с самого заселения дома, большая семья Пучковых. Сергей Ерофеевич (судьба забросила его в наш город с Дальнего Востока) с Евдокией Алексеевной и их шестеро детей – Татьяна, Юрий, Галина, Нина, Сергей и самая младшая Наталья, примерно моя ровесница.

Вообще детей тогда рождалось много. Один ребёнок в семье – было редкостью, а семья с тремя детьми не считалась многодетной, как сейчас. Помню, около дверей любого магазина, а особенно детского универмага «Юность», всегда стояли коляски со спящими детьми (в магазин никто с коляской не заходил, как сейчас), пока их мамы что-нибудь покупали. И никто не боялся, что ребёнка похитят и надругаются над ним. А если ребёнок заплачет, то обязательно какой-нибудь прохожий подойдёт и покачает коляску, пока мама не выйдет из магазина. Я и сам много раз качал. А сейчас оставить ребёнка без присмотра – это уже немыслимо.

Никакого присмотра не было и во дворах. Разновозрастные дети спокойно гуляли, играя во всевозможные игры (об играх отдельный разговор), пока родители не позовут домой. Когда мы становились чуть старше и уже могли считать, родители посылали нас в магазин. Тут мне вспомнился рассказ журналиста одного из тогдашних СМИ: «Иду я по одной из московских улиц и вижу – передо мной, в толпе прохожих, идёт мальчик лет четырёх. Зажал в кулачке рубль (тогда они были в основном бумажными – прим. авт.), а в другой руке сетка (почему-то её обозвали «авоськой» – прим. авт.). По всему было видно, что его послали в магазин…». От себя добавлю: четырёхлетнего не боялись одного послать в магазин! Вот времена-то были!

В соседнем доме (Ленина, 7) был магазин «Молоко» (мы называли его «Молочным»). Однажды, когда я учился в третьем классе, со мной произошёл такой случай. Родители послали в «Молочный» за чем-то молочным. Мелких денег не оказалось. Дали двадцать пять рублей одним билетом – большие деньги по тому времени, если полновесная килограммовая буханка чёрного стоила 16 копеек.

Фото 9. Банковский билет номиналом 25 рублей

Я, по малолетству, доверился кассирше и сдачу пересчитывать не стал. Вернулся из магазина, родители считают – пяти рублей не хватает. С отцом пошли назад в магазин. Скандал. Вышла заведующая, говорит: «Надо снимать кассу». Чего её снимать? Кассирша положила, скорее всего, эти деньги не в кассу, а в свой карман. Поскандалили и вернулись, не солоно хлебавши. А эту кассиршу я на всю жизнь запомнил. Потом ещё не раз видел её в городе с двумя дочерями-двойняшками. И глядя на них, думал: «Вот какой позорный след в своей жизни оставила ваша мать».

В «Шпиле», как я его называю (Дом со шпилем, Ленина, 1), был хлебный магазин. Как-то раз послали меня за хлебом. Дело было летом, и день выдался безоблачным. Иду себе по тротуару. Где-то на полпути вдруг что-то вверху сверкнуло. Поднимаю голову – падает целое оконное стекло (наверное, этажа с четвёртого) и метрах в десяти от меня – об асфальт вдребезги! Да, думаю, везучий я человек. С тех пор стараюсь ходить подальше от стен и другим советую.

Недалеко от моего дома находился магазин «Рыба-мясо» (Ленина, 13), но мы называли его «Мясо-рыбой». В нём стоял огромный аквариум (такой же был и в «Двадцать шестом» (магазин «Дружба»)). Мы иногда ходили туда, чтобы просто поглазеть на живую рыбу. Со стороны улицы Чапаева был огромный люк, в который с продуктовых машин сбрасывали туши домашних животных – в основном, коров и свиней. Сейчас от этого люка не осталось и следа.

Один раз в году (обычно летом) в городе происходило событие – привоз воблы. Её продавали в нескольких магазинах, в том числе и в «Мясо-рыбе». Очереди были огромными. Давали, кажется, по 2 килограмма в руки, поэтому стояли целыми семьями. После этой распродажи весь двор был в чешуе и рыбьих очистках, да, наверное, не только наш двор.

Во времена моего детства никаких теплиц на огородах (приусадебных участках), как и всяких там фитофтор, не было. Пытливый ум огородника тогда ещё не «изобрёл» теплицу в её сегодняшнем виде. Поэтому помидоры из квартир пересаживали сначала в парник и уже где-то в июне – в открытый грунт. Конюховы из 3-й квартиры устроили парник под своим окном, выходящим во двор, и выращивали в нём помидорную рассаду. Главное, что никто её там не трогал.

По тогдашней моде у нас дома в кадке рос фикус. Мне со своего роста он казался высоченным. У него были широкие листья, на которые всегда садилась пыль. Родители заставляли нас регулярно протирать её. Чтобы достать повыше, я вставал на табуретку. Был у нас ещё один атрибут того времени – круглый стол, который стоял в родительской комнате. При переезде на следующую квартиру его отдали соседям во вторую квартиру. Каждую осень, перед наступлением холодов, у нас в квартире проводились мероприятия по утеплению окон. Эту работу родители обычно поручали нам. Берёшь вату, столовый нож и протыкаешь щели между оконной коробкой и рамой.

Что касается детских игрушек, то мы не были избалованы их количеством, все они умещались в фанерном посылочном ящике. На шестилетие родители подарили мне фонарик под квадратную батарейку, которую мы «посадили» в тот же день.

Фото 10. Сейчас такие фонари можно встретить только в музее, да на барахолке

Самым желанным подарком был, конечно, перочинный ножик. Мама сделала нам такой подарок, но позже.

В то время архитектура градостроения была, на мой взгляд, правильной. Дома располагались чётко вдоль улицы, образуя кварталы. Внутри кварталов – детские дошкольные учреждения (в нашем – ясли № 4 на Чапаева, 17 и детский сад  № 6 на Фрунзе, 20, в который впоследствии водили меня), школы. И ещё оставалось немало места для нас, детей.

После яслей я был определён в детский сад № 23 (ул. Куйбышева, 8). Из жизни в этом саду я помню только один эпизод, как мама, отводя меня утром в сад, взяла с собой большой, скрученный из целой газеты, кулёк клубники (тогда у нас на огороде её было много) и отдала его воспитателю. А воспитатель тут же на участке раздала нам эту ягоду.

Ещё мама рассказывала, как в городе была вспышка менингита и нас, детей «заперли» на пару недель в саду на карантин.

Потом меня перевели поближе к дому, в сад № 6, открытый в ноябре 1955 года. Вот он-то и стал для меня по настоящему родным. С тех пор в нём мало что изменилось. Те же игровые участки, на которых стоят те же огромные деревянные веранды и то же здание, правда, с добавленными внутри новыми перегородками.

Фото 11. Моя родная веранда, на которой я играл в далёком детстве

Фото 12. Здание детсада № 6

Фото 13. Вот такое длинное название. А в моё время было просто – «Детский сад № 6»

Заходя в здание, я всегда ощущал какой-то особенный запах, который нельзя описать словами. С тех пор он мне больше никогда и нигде не попадался. Жаль, что исчез маленький бассейн с лягушкой. Её зелёная скульптура стояла на постаменте, который остался до наших дней, как напоминание о былом.

Фото 14. Постамент, на котором когда-то восседала лягушка

Помню, повели нашу группу в лес на прогулку, поймали там ужа и принесли его в сад. Пустили в бассейн, мы все его обступили и смотрим, как уж по воде круги даёт.

В то время была государственная забота о здоровье детей, поэтому с нами проводили разные оздоровительные мероприятия. Например, кварцевание. Мы раздевались до трусишек, на глаза нам надевали кожаные облегающие очки с синими стёклами и включали кварцевую лампу. Ещё было растирание – тоже раздетые, становились в ряд, одевали на руку «вафельную» рукавицу, и, макая её в воду, растирали друг другу спину. Летом, в жаркую погоду, на улице нас ополаскивали в душе. На участок приносили дрожжевой напиток – мы его очень любили. А вот глотать из ложки рыбий жир – терпеть не могли, но терпели.

Кормили нас хорошо, и при этом внушали: «Всё, что дали, должны съесть!». С тех самых пор я всю жизнь следую этому наставлению. А тогда, в детском саду, если мне на обед в супе попадался лавровый лист, то я его тоже съедал. Потому что не знал, что это лавровый лист и для чего он тут нужен, а раз он в супе, – значит, должен быть съеден. Зимой в мороз мы «забавлялись» тем, что прислоняли языки к металлической дверной ручке, пробуя, как он прилипает. Но за эту далеко не безобидную забаву взрослые нас ругали.

Фото 15. Эту корзиночку я сделал (конечно, не без помощи воспитателя) маме на 8-е марта

Наших воспитателей отличал высокий педагогический профессионализм. Был такой эпизод. Один, от рождения капризный мальчик, придя зимой с прогулки, не захотел раздеваться. Так воспитательница, вместо увещеваний, отвела его в младшую группу и там говорит: «Дети, этот мальчик не хочет раздеваться, помогите ему!». Тотчас же нашего капризу облепили с десяток детей, и давай стаскивать с него одежду. Всё! С тех пор капризы, как рукой сняло. А сейчас мне говорят, что подобную воспитательную педагогику применять нельзя: мол, это унижение личности. А я считаю, что никакого унижения здесь нет, а наоборот, правильный подход к воспитанию. Все дети от рождения разные – одни понимают с полуслова, а другие… Вот этих «других» и надо воспитывать по-своему. Как мне рассказывал один коллега: «Меня отец вожжами по спине так охаживал!… И ничего – вырос нормальным человеком!».

В нашей группе у одного мальчика отец был офицером. Как-то принёс он целую пригоршню воинских эмблем, и воспитательница раздала их всем мальчикам.

Фото 16. Общевойсковая эмблема

Для нас, как и для любого мальчишки, это была большая диковина. Но поиграть с ними нам пришлось недолго: кто-то из ребят этой звёздочкой поцарапал себе руку. Всё. Воспитательница побежала быстрее у нас их забирать. Прошло полчаса. И вдруг вижу у одного мальчика в руке эту эмблему.

– У нас же их забрали. Ты где её взял? – спрашиваю его.

– А я сказал, что потерял.

Вот это да! – подумал я. Нам никому и в голову не пришло так схитрить – воспитание не позволяло. Наверное, этот мальчик в жизни «далеко пошёл».

Фото 17. С Новым 1966-м годом! Единственное фото из моей детсадовской жизни. Какой-то горе-фотограф «обрезал» справа второго воспитателя

Помню, родители купили мне необычный игрушечный пистолет. В нём был кремень, как в зажигалке. Нажимаешь на спусковой крючок, и из ствола вылетают искры. Я взял его в детский сад, чтобы показать в группе ребятам. Но воспитатель, увидев у меня в руках этот пистолет, тотчас же отобрала его и вернула уже родителям.

Помню, как у нас в группе появилась игрушечная железная дорога с электроприводом. Для нас это было что-то сверхъестественное. Всё – локомотив, вагоны и рельсовые пути выглядели как настоящие. Кто-то из родителей собрал на полу железную дорогу и включил её – состав тронулся. Но смотреть на это чудо, раскрыв рты, нам пришлось недолго. Через несколько минут из локомотива пошёл дым. Диковинную игрушку сразу выключили и разобрали. Всё, больше мы её не видели.

Наконец пришла пора расставаться с ранним детством. Началась подготовка к выпускному утреннику. Воспитатели украсили зал на тему «первый раз в первый класс» и сделали из картона большой школьный портфель. Заранее распределили между нами роли и в соответствии с ними раздали короткие стишки, которые мы учили наизусть. Кто был «тетрадкой», кто – «карандашом», кто – «пеналом», а кто – «линейкой». Мне досталась роль «ластика». И вот наступил знаменательный день. На утренник были приглашены родители. Под аккомпанемент пианино, мы по очереди, на глазах умилённых родителей, декламировали ролевой стишок про свою школьную принадлежность, которую напоказ держали в руке, и подбегали к портфелю, «собирая» его в школу.

Около шестого сада стоит небольшой каменный домик (сейчас к нему попристроили сараев), принадлежавший «Молочному». В нём хранили специальные тележки на больших велосипедных колёсах, а сейчас там хранится дворницкий инвентарь. Так вот на эти тележки ставили две — три фляги, и молочницы (мы их так называли) возили молоко по дворам.

Фото 18. Из таких фляг, вместимостью 40 литров, нам наливали молоко

У нашей – эх и звонкий голос был, в пору на сцену Большого! Утром слышишь в подъезде: «М-о-ло-ко-о-о!!! М-о-ло-ко-о-о!!!» – что есть мочи. Если спишь – разбудит. Правда, потом, наверное, пожалели их голосовые связки и выдали им большие колокольчики с ручкой (а может быть, не выдавали, а наша молочница сама себе где-нибудь достала).

Родители дают 3-х литровый бидон (мы его называли «битончиком») и рубль. Выходишь из подъезда, а около неё уже народ. Дождёшься своей очереди, протянешь бидон, молочница специальным литровым ковшом отработанными до автоматизма движениями наполнит его и ещё 10 копеек сдачи даст. Вот так приближали товар к покупателю. Может, это было одним из завоеваний социализма (не путать с коммунизмом)?

Фото 19. Этот битончик мне наполняли тремя «отработанными

до автоматизма движениями»

Фото 20. Полновесный советский рубль, за который можно было много чего купить, в том числе и 3 литра молока

Я наливал в стакан молоко, напихивал в него, сколько влезет, белых сухарей (мы специально их покупали) и ждал, пока они размокнут – вкусно! Кстати, вспомнил. В 1966-м году в Москве я впервые увидел треугольный пакет с молоком. Мне было непонятно, как молоко может быть в бумажном пакете, почему он не размокает?

Фото 21. Не всегда герметичные, но удобные пакеты за 16 копеек, сделанные по шведской технологии. Их перевозили в специальной таре

Иногда родители баловали нас кукурузными палочками, но мне они не очень нравились. А вот морская капуста была для меня объеденьем. Её продавали в металлических консервных банках. Сейчас и близко ничего подобного по вкусу нет. Хотя на дне морском она осталась неизменной и полвека спустя. То ли разучились её консервировать, то ли применять рецепты 60-х годов прошлого века стало не выгодно – капитализм проклятый… Ещё любил (да и сейчас люблю) овсяное печенье. Оно продавалось в длинных квадратных коробках, сложенное в одну стопку.

В те благословенные времена наша страна считалась самой читающей в мире (да, скорее всего и была таковой). Это подтверждалось очередями у стоек библиотеки имени Маяковского и ежедневным наполнением каждого почтового ящика всевозможной корреспонденцией (какой-нибудь газетой, а то и не одной, а когда и журналом). Сейчас ящики в основном пустуют, если не считать иногда брошенной в них рекламы, да раз в месяц платёжки за квартиру и телефон. Ещё, правда, в них бросают кое-какие бесплатные газеты, но это уже коммерция.

В то время почтовые ящики висели на входных дверях квартир и бедные почтальоны, а точнее почтальонки, с тяжеленными сумками наперевес, натруженными ногами ежедневно пёрли корреспонденцию на каждый этаж до четвёртого (выше четвёртого этажей не было, кроме как в общежитиях). Потом кто-то из «выше сидящих», наверное, проникся сочувствием к тяжёлой работе почтальонок и, кажется в 1969, а может быть в 70-м году, в подъездах на стенах первых этажей появились новые почтовые ящики на весь подъезд, а наш ящик так и остался на двери, потому что мы жили на первом этаже.

Помню, выписывали разное – для нас «Весёлые картинки», а позже «Пионерскую правду». Родители себе – газету «Труд», «Литературную газету», журналы «Здоровье», «Работница», «Крестьянка», «Огонёк» и наш любимый «Крокодил». Когда я стал заниматься в фотокружке, то выписали ещё журнал «Советское фото».

Всё, что выписывала наша семья:

           

Фото 22 ÷ 31

А ещё я знаю, что коммунисты в обязательном порядке должны были выписывать газету «Правда» и журнал «Коммунист». Но мои родители были беспартийными, поэтому наш почтовый ящик этой периодики не видел.

В квартирах накапливалось много газетной и журнальной бумаги и, наверное, в этой связи на рубеже 60-х — 70-х годов в городе (а может быть и во всей стране) было решено организовать её сбор. У нас во дворе около мусорного ящика вдруг появился ещё один ящик с табличкой «Для бумаги». Он был каркасным, обтянутым металлической сеткой. Но так и не прижился. Помню, что в него было брошено всего две- три газеты. Через какое-то недолгое время макулатурный ящик исчез так же неожиданно, как и появился.

Через дорогу от нашего дома располагался построенный в 64-м году на месте котельной и единственный тогда в городе ресторан под названием «Берёзка» (пр. Ленина, 12). Он и сейчас там стоит, да только не работает.

Фото 32. Позабытый, позаброшенный, но пока ещё не снесённый, ресторан «Колокол»

Фото 33. А вот он же полвека назад, но под названием «Берёзка»

Я помню, как перед ним укатывали асфальт – последний «штрих» перед открытием. Внутренние интерьеры были выполнены в стиле 60-х годов прошлого века. При входе в зал висела деревянная штора, представлявшая собой ряд отдельно висящих шнуров, на которые были нанизаны деревянные бусины длиной сантиметров по десять квадратного сечения, издававшие при раздвигании шторы характерный звук. Такая же штора висела в «Кабачке 13 стульев» (была такая юмористическая телепередача). В дальнем правом углу располагалась невысокая сцена для музыкантов, за спиной у которых, на стене, во всю её высоту, красовалась огромная фотография берёзовой рощи.

Днём ресторан работал как обычная столовая (я иногда там обедал), а вечером – уже с официантами и «живой» музыкой. Недавно я от кого-то услышал историю (а может быть легенду) о названии ресторана. Наш город тогда назывался Арзамасом-75, а в открытом Арзамасе на соборной площади был ресторан «Берёзка». И нашему ресторану присвоили это же название – специально, для конспирации. На тот случай, если какой-нибудь носитель секретов, например, напьётся и начнёт болтать: мол, он в «Берёзке» то да сё, то, может быть, враг и не догадается, что речь идёт о секретном городе.

Слева от ресторана была пристройка или «Взлётная», как все её называли. Задумывалась она, как летнее кафе – длинная возвышенная площадка, в конце которой находился буфет. Вот только столиков на этой площадке я никогда не видел (хотя, наверняка, после открытия какое-то время они там были). Во второй половине 70-х «Взлётную» снесли, и на этом месте появилась цивильная пивная (не помню, было ли у неё название), как полагается, с официантами, а точнее, официантками. Но народу такое обслуживание показалось слишком дорогим, поэтому он решил и дальше стоять с кружечкой пивка около пивной палатки. По этой причине официантки там трудились недолго – почти некому было пиво разносить. Вскоре это кафе переделали в детское, назвав «Красной шапочкой». Потом оно тоже приказало долго жить и превратилось в другое кафе с названием на иноземном языке – свидетельство деградации нашего общества, потери его самобытности и идентичности. Как бы пафосно это не звучало, но всё равно скажу: «ЗА ДЕРЖАВУ ОБИДНО!».

Фото 34. Как надо ненавидеть родной язык, чтобы так назвать кафе

Как быстро у нас всё меняется – пока готовил этот материал, кафе переделали в магазин.

На перекрёстке Ленина и Чапаева со стороны магазина «Рыба-мясо» стояла палатка. Точно такую же показали в советском ещё фильме «Золотой телёнок» – когда Зося покупала носки. Такие же палатки были ещё около «Юности» и «Двадцать шестого» (там работала мать моего одноклассника). В этих палатках продавали мороженое. В нашей работала белокурая продавец. Сколько себя помню, она там всегда работала. Детство без мороженого – это полдетства. Поэтому мы иногда, зажав в кулаке пятиалтынный, ходили к этой палатке. Самым дешёвым мороженым было «Молочное» и, по-моему, «Цитрусовое» – 9 копеек, за ними шло «Эскимо» – 11 коп., потом «Рожок», «Шоколадное» – 15 коп., дальше «Пломбир» – 19 коп. А вот самым-самым было «Ленинградское» – 22 коп. Из-за дороговизны, его я попробовал только один раз.

Фото 35. Перекрёсток Ленина — Чапаева в день 20-летия Победы. К моей любимой палатке стоит очередь – уж, не за мороженым ли? Напротив входа в магазин «Рыба-мясо» была автобусная остановка (там стоит скамья). «Карманов» для заезда автобусов на остановки тогда ещё не было

Фото 36. Здесь стояла моя любимая палатка. От неё осталось последнее напоминание – бетонное основание

Потом, пребывая в возрасте между отрочеством и юностью, я иногда заходил в кафе «Снежинка» попить молочного коктейля и изредка съесть развесного мороженого.

Фото 37. В «Снежинке» мне готовили коктейль посредством такой «мешалки»

В 90-х годах прошлого века его сделали «Лукоморьем», а в 2018-м – пивнушкой.

Сейчас, проходя по улице Ленина мимо своего дома, я обязательно сворачиваю в свой двор. И только постояв немного и оглядев всё вокруг, иду дальше. Сейчас двор уже не тот. Окна на первом этаже зарешёчены. В подъезд не зайдёшь – стальная дверь с кодовым замком.

Около наших окон всё так же растёт липа.

Фото 38. В крону этой липы набивались воробьи и своим щебетом мешали мне делать уроки

Уже нет акации, из стручков которой мы делали свистульки. Нет теннисного стола, нет песочницы, нет качелей, нет беседки и берёз нет, с которых мы пытались сбивать майских жуков. И каток зимой уже никто не заливает.

Фото 39. Здесь мы заливали каток

Появилась детская горка, но что-то детей на ней не видно. Та часть двора, что под асфальтом, заставлена самобеглыми колясками. А остальная часть, с виду вполне ухоженная, заросла зелёной травкой, как на газоне. Вот это то и плохо, что заросла, – даже в «Ножички» поиграть негде.

 

Фото 40. Так сейчас выглядит мой двор

А так он выглядел в 1964 году.

Фото 41. Я (который постарше) с мамой и братом

Фото 42. Теннисный стол редко стоял без дела

Фото 43. Слева на право: Пучкова Нина, Ткачёв Миша, эту девочку не помню,Пучкова Наташа, Кирдяшкин Миша, Ткачёв Костя

Фото 44. А это уже 72-й год

В наше время во дворе такого травяного ковра не было. Трава просто не успевала вырастать – мы её вытаптывали, потому, что всегда были во дворе. Занимали себя сами как могли, играя в разные игры.

В моей первой и в соседней второй квартире кухни разделяет стена. Раковины, находясь по обеим сторонам этой стены, сделаны смежными через канализацию. Поэтому, если поближе наклониться к раковине и сказать что-нибудь погромче, то тебя услышат в соседней квартире. Вот так я переговаривался с соседкой Наташей, и так же иногда мы звали друг друга на улицу гулять. Выходишь из дома, а во дворе уже ребятня – человек десять. И сразу слышишь: «Айда с нами играть!». Играли в «Али-Бабу», «Штандр», «Море волнуется», «Я садовником родился», «Чижа», «Прятки», «Казаки-разбойники», «Ножички», футбол, ну и конечно в войну.

Вот как мы играли в «Ножички». На чистой от травы земле рисовали круг (диаметром метра два) и делили его на сектора по количеству участников. Считалкой выбирали начинающего первым. Он, стоя в своём секторе, кидал перочинный ножик в сектор одного из соперников так, чтобы он воткнулся в землю и по направлению плоскости лезвия чертит линию от границы до границы. Отчерченный кусок присоединялся к его территории. Если нож не втыкался, то кидал следующий. Как только ступня не умещалась на своей территории, игрок выбывал из игры. Бывало, стоишь на одной ноге и всё равно отыгрываешься.

А вот правила «Али-Бабы». Здесь уже нужно народу побольше. Участники, разделившись пополам, встают, крепко взявшись за руки, двумя параллельными шеренгами, между которыми метров десять, лицом друг к другу. Одна из шеренг хором кричит: «Али-Баба! – вторая отвечает – О чём, слуга?! – и опять первая – Нам пятого, десятого, Костю сюда!». Задача – своим туловищем разорвать строй. Ваш покорный слуга выбирает «сцепку» послабее, разбегается что есть мочи и врезается в шеренгу между стоящими. Если разорвал, то одного человека забирает в свою шеренгу, а если руки оказались крепкими и не расцепились, то остаётся здесь. И так, пока в какой-нибудь из шеренг не останется один человек.

В играх водящего выбирали разными считалками. Одна из них была не по-детски суровой: «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана, буду резать, буду бить, всё равно тебе водить!», или: «Эники-беники ели вареники…». А ещё была такая игра: «Я, Татьяна, была пьяна, меня воры обокрали, сундук с золотом украли. Сыщик, ищи ворá!». Поймаешь, бывало, божью коровку, посадишь её на палец и приговариваешь: «Божья коровка, улети на небко, там твои детки кушают конфетки». Были у нас на устах разные стишки, например, такие: «Внимание, внимание! Говорит Германия! Сегодня под мостом поймали Гитлера с хвостом!» или: «Руки вверх, ж..у вниз, признавайся, ты – фашист?!».

Зимой были зимние развлечения. Играли в «Царя горы», расчищали от снега площадку и заливали каток, строили крепости и снежных баб. А ещё у нас была такая забава, как «Гигантские шаги». Они стояли почти в каждом дворе. Это врытый в землю и забетонированный металлический столб высотой метра четыре, с поворотной верхушкой, к которой привязаны верёвки. Он стоял в той половине двора, что ближе к улице Чапаева. Мы, повиснув на верёвках, бегали вокруг столба огромными шагами – отсюда и название «Гигантские шаги». Время многое уничтожило в моём дворе, но этот столб с полуистлевшими концами верёвок, развевавшимися на ветру, всё же остался, как напоминание о детстве. Примерно года три назад, проходя через свой старый двор, я привычно бросил взгляд в сторону до боли родного мне столба и… Его там не оказалось. Вот гады, наверное, пустили на металлолом…

Фото 45. Почему сейчас их не ставят во дворах? Кажется, понимаю – «её величество безопасность».

Нельзя не рассказать о марках. В те незабвенные времена многие мальчишки в детстве, а особенно в отрочестве прошли через них. Но у меня всё началось со спичечных этикеток. Мама купила мне шестилетнему маленький набор из десяти штук за 10 копеек в единственном на тот момент книжном магазине (на площади Ленина). Потом я сдирал этикетки со спичечных коробков.

Ребята постарше выносили во двор и показывали марки, «заражая» нас филателией. Они уже ходили в ДК (Дом культуры на площади Ленина) и покупали или меняли у коллекционеров свой «филателистический материал». Каждый божий понедельник в ДК собирались коллекционеры. Им всегда выделялось какое-нибудь помещение, в которое «набивалось» до сотни человек. Там жизнь била ключом. Видя моё увлечение, родители купили альбом для марок, и я время от времени просил у них денег для пополнения своей коллекции. Марки покупал в основном на почте, но иногда ходил и в ДК.

Когда я учился в 4-м классе, отец принёс с работы эфиопскую монету. Её ему дал один сослуживец. Эта монета сподвигла меня ещё и к нумизматике. Как-то раз, сверстник, живший в соседнем подъезде, вынес во двор, наверное, похвалиться, екатерининский пятак. Это была большая медная монета. Я ему говорю: «Дай посмотреть», а он – «Покупай за рубль!». Я бегом домой к родителям просить рубль. Так у меня появилась первая русская старинная монета. С приходом 90-х, моё коллекционирование приказало долго жить – стало не до него.

Упомянув выше о ДК, вспомнил об одной, давно забытой, свадебной традиции в нашем городе. У человека бывает так, что он делает очень важный шаг в своей жизни – создаёт семью. В советской стране этому придавалось большое значение, ведь создаётся новая ячейка общества. Поэтому бракосочетанию нужно было придать больше торжественности. При отсутствии в городе Дворца бракосочетания, молодожёнов торжественно сочетали в Доме культуры им. Ленина. Иногда, после школы, я заходил туда просто поглазеть на молодых. На втором этаже в центре колонного холла есть двойная распашная дверь. Вот за этой дверью и происходило таинство бракосочетания. Оттуда доносились звуки марша Мендельсона. В колонном холле, кроме гостей свадьбы, собирались ещё и любопытные разных возрастов. Эта толпа образовывала «коридор» от двери заветной комнаты. Дверь распахивалась и из комнаты через людской коридор торжественно выходила пара, пять минут назад ставшая семьёй. Работница ЗАГСа объявляла: «А теперь ваш первый танец!». Тотчас же начинали звучать звуки вальса и молодые, неуклюже переставляя на паркете ноги, пытались хоть что-то станцевать. Конечно, на это смешно было смотреть, но что поделаешь – отказаться нельзя. Вальс, это элегантный бальный танец, требующий хорошей техники, поэтому его надо уметь танцевать.

Потом молодожёны катались по городу. Не забуду эти шикарные кортежи. Разнаряженные двадцать первые Волги с обязательной куклой на капоте или радиаторе первой машины и в сопровождении эскорта мотоциклистов на Явах, количество которых, порой превышало десяток. Да, было время!

Продолжение во второй части.