Подготовлено к публикации М.А. Власовой, Н.А. Волковой, Ал.А. Демидовым и А.М. Подурцом

 

О Кузьмиче А.И. и с Кузьмичем А.И.

 

Но все, что мучит и тревожит,

Что грудь сосет и сердце гложет,

Мы разделили пополам.

Ап. Григорьев

В 1956 г. Некруткин В.М. по вине Бахуса «утонул» (по его меткому слову) и в этой ситуации возникла необходимость укрепления руководства нашего отдела, что и было доверено Анатолию Ионовичу Кузьмичу, 27-летнему весьма эрудированному и энергичному специалисту.

Анатолий Ионович Кузьмич

Он был среднего роста, худощав, с мягким тембром голоса. Его лицо с серыми глазами и ртом с тонкими извилистыми губами от широкого лба не очень резко сужалось к подбородку. А постоянный вопрос, как бы застывший в его небольших глазах, придавал его смуглому лицу умный вид. Он вырос в высокоинтеллектуальной семье. Его отец, например, во время войны руководил строительством военного завода около Перми, самого крупного не только в Союзе, но и в Европе.

Анатолий Ионович – трудолюбивый и бескорыстный сотрудник, готовый сам выполнить любую работу – во всех отношениях был Человеком, хотя и проявлялись в нем некоторая гордость, и в некоторых случаях даже самоуверенность. Внешность, а также манера поведения не выделяли его среди нас как нашего начальника. И, тем не менее, не внутреннее, конечно, а внешне он все же явно отличался от нас своим небогатырским телосложением. Даже обыкновенная шляпа на его «ершистой» голове, как-то особо имела свою привлекательность, придавала ему респектабельный вид, преображала его в человека нормального телосложения и, конечно же, придавала ему вид начальника.

Во всем облике Кузьмича было нечто неистребимо наше общее, обычное. Одевался он, как и мы, со вкусом, но не броско, причем зимой не гнушался облачиться даже в женскую дубленку, хвалил и очень ей гордился. Меня очаровали его острый ум, благожелательность, простота. В простоте его была сокрыта какая-то особая сила, которая особо привлекала меня к его личности как к человеку, и отказать ему в общении и доверии было невозможно. Держался он непринужденно, даже, я бы отметил, несколько развязно. Конечно же, глубокое впечатление на меня произвели его внутренняя культура, многогранность интересов.

Перейдя в наш отдел (из отдела Альтшулера), Анатолий Ионович решил заниматься научной работой – измерением метательной способности новых (вновь создаваемых) ВВ. И как зам. нач. отдела привлек к этому вопросу и меня. Наша совместная работа с ним продолжалась около четырех лет (до декабря 1960 г.) Он был одарен тонким живым умом. И вместе с тем отличался странным сочетанием отвлеченного мечтателя и выдумщика с практическим подходом к жизни. Как, например, однажды по дороге домой он затеял такой разговор:

— Мить! А ты хочешь быть министром? – доверительно спросил он меня.

— Нет! Это трудно для меня и ответственно! — Категорично произнес я.

— А замом министра? – невозмутимо продолжил допытывать он меня.

— Конечно! У него меньше дел и, естественно, ответственности. Я за!

— А я, нет! Заму нужно «пахать». А вот министром я бы с удовольствием стал! – И на его лице появилась лучезарная улыбка, но вскоре она исчезла, и он продолжил свою мысль: — Он, ведь, только дает указание. За него работают замы. Беру тебя в замы!… Как?! – Сказав это, он устремил на меня вопросительный взгляд.

— После того, что ты мне поведал, я не согласен быть твоим замом, — шутливо отказался я от его предложения.

— Очень жаль, — и с грустью посмотрел на меня.

Свои мысли он излагал кратко, но доходчиво. Я его понимал быстро. Хотя в некоторых случаях слышал от него, что я «тугодум». В чем, отчасти, и был прав, ибо мое кредо – взвесить и оценить. Мы все делали вместе. Но наши человеческие отношения, основанные на общей заинтересованности в работе, не заслоняли свойственное нам чувство собственного достоинства. К нему я относился с благодарностью и любовью.

Кузьмич, много познавший за время работы в отделе Альтшулера, видел одно свое призвание – весь свой ум и талант отдавать общему делу. И если говорить о том, как он был предан науке и делу, то я бы сравнил его со Львом Владимировичем. Не умел он жить без работы, без мысли, без идеи. Сейчас таких можно встретить редко. С ним мы были одержимы духом Нового, духом великого поиска. Мы были неизвестны среди громких имен, нас окружающих. И еще «не созрели для славы», но для дела – давно и основательно.

<…>

Мы с ним, как я уже упоминал, стали заниматься определением метательной способности новых ВВ. В основу измерений мы взяли заряд полусферический формы – модель одного из зарядов. При этом полагали, что она будет воспроизводить его динамику. Такой подход к задаче подкупал простотой эксперимента и, главное, диктовался использованием малого количества ВВ. Однако простота эксперимента и экономичность нас подвели, ибо мы стали получать результаты, противоречащие общей логике вещей, из которой следовало, что детонационная волна, создаваемая в ВВ с большей калорийностью должна сообщать метаемому телу импульс большей интенсивности. В наших же опытах реализовались условия совершенно обратного свойства, т.е. метаемое тело от менее мощного ВВ приобрело энергии больше, чем от более мощного. Известные сведения об используемых нами ВВ и физике взрыва не позволяли объяснить фиксируемый нами парадокс.

И вот, в начале 1958 г. в тот момент, когда я «ломал голову» над загадкой очередного опыта, ко мне подошел Кузьмич и попросил от меня пункт в квартальный план работ отдела. Я, естественно, заговорил о том, что «болит». И предложил включить в план нашу «болячку», т.е. приступить к выяснению причин возникновения парадокса, причем это следует начать изучать на большей модели, чем наша.

Решили, из-за неясности вопроса, в план его пока не включать, а предварительно провести разведку «боем». Остановились на заряде и, исходя из наличия готовых деталей, выбрали схему опыта. Его результат показал, что оболочка к заданной поверхности подлетает практически без асимметрии. Такой неожиданный исход, естественно, заставил нас изменить свои первоначальные намерения, ибо сразу же возникла весьма «революционная» мысль, а именно, изучить нашу систему инициирования ВВ. Ее меньшие габариты, по отношению к существующей, позволят повысить энергию заряда ВВ за счет увеличения коэффициента использования заданного калибра под его (заряда) размеры, что даст возможность сделать существенный шаг в вопросе совершенствования АО. Именно так возникла идея создания безлинзового, более прогрессивного принципа формирования детонационной волны.

Это, естественно, было высказано нами Виктору Михайловичу [Некруткину].

— Так, так, — как бы вникая в суть слов Анатолия Ионовича, повторил он и остановил на нем лукавый взгляд. Но не прошло и секунды, как раздраженно обратился к нему: Анатолий Ионович! Ведь это же выглядит так глупо! – Упрекнув его в недопонимании задуманного, тут же спокойно с лукавой улыбкой добавил, — по-моему, никчёмная эта затея. – Сказав это, стал в своей манере излагать свои мысли в пользу своей точки зрения.

<…>

Кузьмич же, настойчиво доказывал ему, как и за счет чего в этом случае это можно будет компенсировать и выйти из положения. Но безуспешно. Каждый остался при своем мнении. Так что идея создания безлинзового, более прогрессивного принципа формирования детонационной волны, возникла совсем не так, как потом об этом написал в своей докторской диссертации Некруткин. Кроме того, Виктор Михайлович, отвергая нашу идею, считал, что в вопросе совершенствования АО наиболее перспективным является все же путь видоизменения линзовой системы, чем в то время успешно занимались Чернышев В.К. с Ракитиным В.И.

Как–то летом 1960 г. мы с Ракитиным оказались в цеху завода 2, где в это время рабочие цеха занимались нашей и их конструкциями. Он, бросив беглый взгляд на нашу систему, высказал мне, что мы с Кузьмичем занимаемся не реальным делом, а какой-то ерундой. И со свойственной своей категоричностью стал утверждать, что вот их «детище» имеет большое будущее, ибо оно позволяет существенно улучшить конструктивное оформление, а главное, энергетические характеристики. Я так же не остался в долгу, высказав свое «фе» об их «уникальной конструкции».

Поскольку принципиальный спор между нами стал привлекать внимание окружающих, то я дипломатично предложил:

— Володя!.. Не будем спорить, ибо каждый из нас, как кулик, «свое болото хвалит». Пусть нас рассудит время!

И оно нас рассудило. Владимир Иванович докторскую диссертацию написал на материале, в основе которого лежит наш с Кузьмичем принцип. Так что в новый подход к формированию сходящейся детонационной волны не один Некруткин не верил. Ракитин не верил даже в период отработки в силу своего характера, т.е. был убежден в силе только своего разума, а не чужого. А вот Некруткина следует простить, ибо он не понял нашей идеи на стадии ее возникновения, когда еще экспериментальные данные отсутствовали. Мы же, после разговора с Виктором Михайловичем, более решительно приступили к дальнейшим экспериментам. А он при каждом удобном случае с доступной только ему палитрой чувств и эмоций на лице и во взгляде его лукавых глаз, с характерной своей юмористической ноткой в голосе, непременно спрашивал:

— Ну, … как, изобретатели, у вас дела?!

А эксперименты показали, что существует реальная возможность получить энергетический выигрыш, который при оптимальной схеме заряда может составить около 60%.

После такого неоспоримого факта он, поняв, что это не что иное, как новый принцип формирования детонационной волны, стал его широко рекламировать. Например, Иванов Г.И., Савельев М.С. и др., беседуя со мной на эту тему, каждый в отдельности свидетельствовал, что Виктор Михайлович, информируя конструкторов о новом подходе к совершенствованию зарядов, никого из нас не упоминал, т.е. речь вел как о своем предложении. А Негин Е.А., узнав от Некруткина о результатах наших исследований и увидев в их сути практическую целесообразность, дал указание о внесении нашего заказа в план работ по теме «Е», работы по которой шли «по зеленой улице». И тем самым помог нам форсировать последний этап исследования вопроса.

Естественно, весь объем работ мы не могли выполнить без лаборантов: Павлунина Н.Ф., Журбы М.И., Мухина И.Н., Бурцева В.В, Кузиной Т.Г., Дерюгиной В.Н. В проведении экспериментов нам помог Григорьев М.М., начальник участка одного из цехов завода 2. Особенно Мих. Мих. (так его по-дружески назвали в цеху) оказал нам помощь в проведении первого опыта, откликнувшись на мою просьбу изготовить для нас заряд (причем внепланово) и без всяких формальностей согласился его изготовить к названному мною дню. Своим деловым и чисто человеческим подходом к нашим внеплановым нуждам он оказал нам неоценимую помощь, особенно, конечно, на стадии начала нашей работы. И в этом надо отдать ему должное.

В начале 1959 г. нами был выпущен отчет — предложение. В нем Некруткин, успевший к этому времени «всплыть» (это его слова), расписался как начальник отдела. А Негин Е.А. к отчету, как мне помнится, приложил записку со словами: «Материал, изложенный в отчете, необходимо положить в основу разработки очередного заряда». Таким образом, наши убежденность и настойчивость увенчались успехом.

Вскоре, когда указание «Главного…» стало реализовываться, общественные организации города обратились к научному руководству института с просьбой изыскать возможность о подключении комсомола города к участию в крупной инициативной работе. По рекомендации Кормера С.Б. (зам нач. сектора 03 по науке) была предложена разработка особого изделия (из-за этого его стали называть «Комсомольское изделие»). Роль Главного конструктора «Комсомолки» Бюро горкома комсомола поручило выполнять Анатолию Ионовичу.

Мы с ним занялись разработкой конструкции и системы формировании в заряде детонационной волны. При этом мы исходили из того, чтобы она при как можно меньшем своем объеме, мало чем изменяла в заряде процесс, свойственный существующей системе, т.е. нас интересовала ее работоспособность. Исходя из этого условия, нами был применен весьма оригинальный принцип ее конструирования. Эти особенности давали преимущества новому способу создания детонационной волны. Исходя из чертежно-конструкторской проработки, выполненной Россихиным А.С. и Моряковым О.С., нами были выделены основные блок-схемы и мы экспериментально на моделях установили их размеры. Кроме того, был выполнен ряд дополнительных экспериментов, результаты которых подтвердили принципиальную возможность создания новой конструкции изделия. Ее отработка легла в основу моей дипломной работы студента МИФИ-4, и велась она под руководством Кузьмича. В проведении экспериментов мне помогали Павлунин А.Ф., Журба М.П., Парфенов В.С., Мочалов А.Л.

После успешного опыта, проведенного в 1962 г. на полигоне Семипалатинска, ее конструкция в отделе Жогина В.П. была несколько видоизменена. Она стала более практичной при эксплуатации в воинских частях. Но это произошло без нашего участия, т.к. Кузьмич А.И. в декабре 1960 г. уехал в Москву работать, а я в июне 1961 г. был переведен в научно-исследовательский отдел (НИО) завода 2.

И вот, когда с того момента прошло около 30-ти лет, однажды утром по пути на работу я стал обгонять Жогина, он, заметив меня, взволнованно окликнул:

— Мить!… А ты не знаешь, случайно, что за дурак придумал такую глупую конструкцию для «Комсомолки»?!

— Такие дураки, Василий Петрович, мы с Кузьмичем! – в тон ему ответил я.

— Неужели… вы?! – удивился он, как будто и не знал до этого.

И тут же начал высказывать в свой адрес лестные слова, из которых следовало, что у нас в отличие от него, отсутствовала реальная оценка существа решаемого нами вопроса, т.е. мы, попросту говоря, не «допетрили», а он – умнее нас.

— Извини меня, Вася! – взволнованно я стал отвечать на его тираду, — в отличие от тебя не собираюсь осуждать твое замечание. Пусть будет по-твоему, что мы создали глупую систему. Важно то, что в опыте на полигоне Семипалатинска она гениально выполнила свои функции. И тем самым дала дорогу новому классу зарядов.

За разговором на эту тему мы незаметно прошли наш общий путь.

— Так что, Вася, победителей не судят. А тем более, первопроходцев, — с иронией подытожил я наш общий разговор.

В знак дружеского расставания я шутливо поднял правую руку со словами: — «Гут бай» — побрел на работу своей дорогой.

— Да-а!… Как, все же, порою, мы бываем тверды задним умом!

Такое подумалось мне, как только отошел от Жогина. И тут же неистовая волна воспоминаний вернула меня к тем временам. Знал бы ты, Василий Петрович, как все это было тогда? – Невольно стал вести с ним внутренний диалог. Тогда мы с Кузьмичем очень долго стояли на перепутье. И, в конце концов, от той формы конструкции, которую придали в твоем отделе, мы отказались. Особенно из-за того, что нам не ясен был характер влияния на заряд ВВ взаимодействия ударных волн, возникновение которых неминуемо в теле такой (да и любой) конструкции. А сведения по этому вопросу отсутствовали. Иначе бы начальство не одобрило предложенную нами идею.

Кроме того, — продолжил я мысленно приводить те причины, которые заставили нас остановиться на выбранной конструкции, — она не позволяла нам экономно вписаться в заданный мидель. А незнание физики процесса, протекающего в такой форме, требовало постановки специальных экспериментов. Это, естественно, не придавало нам уверенности, что такая ее форма выведет нас на правильный путь, т.е. позволит ли на практике реализовать то, что было высказано в отчете-предложении. Образно говоря, мы боялись «рубить тот сук, на котором сидели». И это заставило нас пойти «другим путем». И он оказался правильным. Было найдено решение в оригинальной форме. Ее внутренняя суть позволила, исходя из общих соображений, снять многие вопросы и тем самым существенно сократить объем работ по ее отработке. Здесь мы поступились в малом, создав заряд несколько неудобной формы, но выиграли в большом – доказали возможность реализации нового принципа формирования детонационной волны.

Я так задумался обо всем этом, что не заметил, как оказался перед проходной отдела. Этим закончился мой внутренний диалог с Жогиным В.П., обвинившем нас в неразумном выборе конструкции. А когда Анатолий Ионович сообщил мне, что скоро покидает объект навсегда, я попытался уговорить его это сделать только после Госиспытаний «Комсомолки», хотя и понимал его, ибо он уезжал к жене, дочери и отцу — старику.

На мои доводы он сказал: «Лежащий в ее основе принцип описан нами в отчете-предложении. А система инициирования детонационной волны в ее заряде ВВ, нами же предложенная и отработанная, подробно описаны в твоей дипломной работе. У меня нет поэтому оснований ждать ее испытания. Причем, это и не наша проблема, а Главного конструктора».

Кузьмич, говоря это, в силу своего характера, не мог предположить главного, т.е. мы не имеем права на результаты своего многолетнего труда. И как показала жизнь, ими безраздельно владеют и распоряжаются только наши хозяева — начальники, для которых авторского права не существует. Обладая монополией на власть, они считали все, что достигнуто – результат только их ума и мудрого руководства. А поэтому, за это они и люди их круга достойны (за счет заслуг других) всех благ и славы. А нам – «винтикам», это даже и не к лицу, как «не по Сеньке шапка».

Испытание «Комсомолки» было проведено благодаря «пробивной силе» Кормера. Толчком этому послужила инициатива Голубева В.А., сотрудника его отдела, провести несколько опытов по проверке одного из выводов, сделанных нами с Кузьмичем в отчете-предложении. Его опыты дали положительные результаты. Самуил Борисович решил их подтвердить более объективной методикой, т.е. с использованием натурного заряда. Два таких опыта, проведенных летом 1962 г. Лавровским Ю.Д., превзошли все ожидания. Последнее и позволило Кормеру убедить Негина форсировать проведение испытаний изделия на полигоне Семипалатинска. В опыте была зафиксирована расчетная мощность ядерного взрыва.

Таким образом был открыт путь новому принципу конструирования зарядов. Его использование позволило в дальнейшем сделать существенный шаг по пути совершенствования АО. Так что это изделие являлось первым зарядом нового (безлинзового) класса. А за отработку некоторой гаммы зарядов, в основе конструирования которых лежал этот принцип, в 1964 г. группа сотрудников предприятия была отмечена Ленинской премией.

Однако авторы нового, прогрессивного, научно обоснованного направления в области конструирования и совершенствования АО были «забыты». А вот Леденев Б.Н., Соколов Г.Д. и др. не были забыты. Тем более, Леденев в то время находился в Китае и никакого отношения к нашей работе не имел. Или Соколов, предложивший для более быстрого изготовления конструкции использовать копир — кондуктор. Аналогичное можно сказать и о других лауреатах. И это не удивительно, ибо такое в отечественной науке – система, т.е. подлинные авторы отодвигались на обочину, а лавры и рукоплескания доставались людям другого круга, но я по своей наивности полагал, что в данном случае ее (систему) могут нарушить отцы города в лице Музрукова Б.Г. и Силкина А.С. В письме на их имя я доказывал, что за нашу пионерскую работу основным кандидатом на Ленинскую премию является А.И. Кузьмич.

С содержанием письма был ознакомлен Некруткин В.М. Он даже подверг его некоторой корректировке. Но дальше этого не пошел. А как начальник отдела имел полное моральное право решать вопрос у Харитона Ю.Б. в пользу Анатолия Ионовича. Но не сделал этого. А вот использование наших результатов в докторской диссертации, как своих, счел своим прямым долгом, за что на защите незаслуженно получил бурные аплодисменты.

Для ответа на мое письмо Музруков Б.Г., Силкин А.С., Фишман Д.А. и Казаченко Н.А. пригласили меня на «беседу». Заботливо прислали за мной «Волгу» на площадку 10, где я в тот день проводил опыты. Как только я вошел к ним (в кабинет Негина Е.А.), Музруков резко изменился в лице. Взгляд стал тяжелым. Наблюдалось пренебрежительное отношение ко мне. Видимо, он ожидал, что перед ним предстанет солидный «муж науки», а не я – совсем неизвестный и к тому же невзрачный на вид «винтик». После некоторой, изучающей меня, паузы он заговорил. (Остальные в течение всей «беседы» молчали. Своим равнодушным видом показывали, что только по обязанности, для проформы, присутствуют). Ровный голос Бориса Глебовича звучал тихо, но властно.

Он высказал неодобрение моего поступка, т.е. осмелившегося своим письмом, образно говоря, «возмутить чистое питье в его реке». Стал читать мне нотацию, что третирую людей, отрываю себя и их от дела и т.п. Поймав момент, я решил заговорить. Поскольку присутствовал Казаченко, начальник сектора 03, то я стал рассказывать суть нашей работы. А когда заговорил о том, что на основе наших данных создана целая гамма зарядов, Музруков властно, как волк ягненка, в известной басне И.А. Крылова, меня перебил. Уперев в меня неприветливый взгляд, размеренно, несколько повышенным тоном, начал утверждать, что той группе сотрудников, перечисленной мною, премия присуждена не за нашу работу. Что касается Кузьмича, то он вообще не сотрудник предприятия. Поэтому мои утверждения, что он является основным претендентом на звание лауреата, голословны.

Удивленно пожав плечами, наперекор ему, я высказал свою точку зрения:

— Поскольку заряды созданы на основе наших данных, то ваш аргумент некорректен, не соответствует действительности, поэтому не убедителен для меня, — затем категорично добавил, — буду добиваться справедливости.

— Нет?!.. У тебя нет на это оснований! – И вдруг, чуть ли не криком, — а вообще!.. Уполномочивал ли тебя на это Кузьмич?!

— Как соавтор, считаю своим долгом отстаивать нашу роль в создании нового класса зарядов, — парировал я его вопрос.

Здесь Борис Глебович не выдержал моей настырности. И даже не владел собой, отрубил, словно отдал команду:

— Если будешь пищать… то плохо кончишь!!!

— Вот… те на! – вырвалось у меня. Вмиг упало душевное состояние. С оттенком обиды и недовольства добавил. – А еще утверждают, что только в нашей стране, вольно дышит человек! – и резко покинул кабинет.

В приемной меня вдруг охватил восторг. И не оттого, что я совершил по отношению к авторитетам города дерзкую выходку, а скорее от ощущения внезапной, не поддающейся объяснению гордости от своего превосходства над ними в своей правоте. Но тут же разные мысли стали роиться в моей голове. Все это происходило стремительно и хаотично. В один миг изменились все мои представления о нашем строе. Я всегда считал, что он «самый светлый и справедливый» на земле. Но стоило впервые, вот так, столкнуться с его носителями и заявить о своих правах на результаты своего интеллектуального труда, как оказалось, что их у меня нет, что ими и мною безраздельно распоряжаются власть предержащие. Как это все-таки противно! Даже не дослушал меня.

До этого у меня не было подобных «столкновений» с начальством и полагал, что только я собственник своего интеллектуального труда. Именно с этих позиций ко мне обратился Анатолий Ионович с просьбой, чтобы я помог Крысанову Ю.А., т.е. разрешил ему использовать некоторые экспериментальные данные для дипломной работы, т.к. с первоначальной своей темой он попал в глубокий цейтнот. И его выручил. А тут? И внезапно я задал себе вопрос: а не раб ли я? А ведь несколько минут тому назад об этом и невозможно было и подумать. Идя на аудиенцию к «отцам города» и научному руководству, я испытывал ни с чем не сравнимое, радостно — взволнованное состояние, что уважаемые и авторитетные люди положительно решат мой вопрос. Но вместо этого…

Оставаясь с такими мыслями несколько минут в приемной (в ожидании, что могут меня вернуть), я пришел в себя. Сделал вывод, что раз стерпели мою выходку, значит во всем я прав, и побрел домой.

И какие только мысли не лезли мне в голову! – Срочно вызвали с площадки, а поздороваться со мной толком не могли, — продолжал размышлять над результатами встречи с высоким начальством. – А Силкин, Фишман и Казаченко своим молчаливым присутствием показали, что заражены конформизмом и находятся во власти культа должности. Да!.. Не только в давние времена, но и поныне власть предержащие поставили всех и вся в услужение себе. И что же изменилось?

Чем больше я размышлял дорогой над отечественной историей, тем тоскливее становилось на душе. Вспомнились и слова Чаадаева П.Я.: «В России все носит печаль рабства – нравы, стремления, просвещение и уже вплоть до самой свободы, если только последнее может существовать в этой среде».

Сопоставив их с прошедшим, предположил, что с октября 1917 г. в стране возник не социалистический, а остался все тот же строй, ибо у нас ничего не изменилось с тех пор. И как долго и нагло нас ложью кормили! Ох уж мне эти гуманизм и справедливость! Нет, этого я так не оставлю! – Так я заключил, когда оказался в квартире.

Когда успокоился, то пришел к выводу, что есть смысл проконсультироваться у юриста. А когда оказался около него, то он, выслушав меня внимательно, после некоторой паузы высказал свое суждение о моей затее:

— Да?!.. И к чему надо было это делать? – Затем, как специалист, умудренный опытом, продолжил: — Ведь это было бы больше безрассудством, чем геройством, вести борьбу за справедливость с людьми, от которых полностью, можно сказать как раб, зависишь. Так что смирись и забудь.

— Конечно, с бесправием можно смириться, ибо этого лишен не только я. А вот, что касается «забыть», а тем более насилие (и не только со стороны Музрукова) – никогда! – Так я отреагировал на его совет.

Весьма благодарен А.И. Кузьмичу за проявленный интерес к написанному и за замечания и уточнения, сделанные при ознакомлении с текстом.

Окончание следует

Часть I. О работе в отделе Альтшулера.

Часть II. Как мы работали.

Часть III. О Б.Н. Леденёве.

Часть IV. О Завгороднем А.Т.

Часть V. О Кузьмиче А.И.

Часть VI. О Лавровой Н.П.

 

Просмотров: 2 234

К этой записи 1 комментарий

  • Константин Губернаторов:

    Я много лет работал под руководством Анатолия Ионовича. Это было непростое, но замечательное время. Я поражался его уму, проницательности, превосходному умению аргументировать. В аргументации он переходил от сложной проблемы к достаточно наглядному простому аналогу. Порой для него достаточно было просто обозначить этот аналог, как полемика сразу прекращалась. Он видел суть. Я считаю его практически единственным встреченным мною в полном смысле мудрым человеком. Светлая ему память.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

You may use these HTML tags and attributes: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>